"Стихом разбуженная память"

К юбилею поэтессы Татьяны Кузовлевой

Поэтесса Татьяна Кузовлева хорошо известна читателям. Она автор около двадцати поэтических книг, лауреат нескольких престижных литературных премий. Любители авторской песни старшего поколения еще помнят, как пели они у походных костров песню "Этот город называется Москва", как всегда, не задумываясь об авторстве. Так вот, слова к ней написала еще совсем молодая Кузовлева. Но это далеко не единственная песня на ее стихи, которую исполняют сегодня барды, в том числе и заокеанские. Читатели знают Т. В. Кузовлеву как одного из создателей журнала "Кольцо А", органа Союза писателей Москвы, отработавшего на хлопотной должности его главного редактора двадцать лет. Язык не поворачивается назвать эту обаятельную женщину ветераном отечественной литературы, но так оно и есть.

Книга Татьяны Кузовлевой "Мои драгоценные дни" (Н/Новгород: ДЕКОМ, 2013) написана в прозе и относится к мемуарному жанру, хотя, конечно, она порой далеко уходит за рамки жанровых условностей. Подзаголовок (или, если угодно, девиз книги) "Стихом разбуженная память" призывает помнить, что проза эта написана поэтом и в основе ее лежит поэтическое мышление автора.
Текст состоит из трех неравных по объему разделов. Первый, самый большой, - "Упрямо повторяю: живы" - посвящен людям, в разное время покинувшим наш мир, но оставившим прочную память в душе поэтессы. Второй раздел - "В узком круге"; в нем всего три очерка, и речь в них о сегодняшних друзьях Кузовлевой. И наконец, третий - "Обо мне, и не только" - напоминает о некоторых ярких страницах жизни автора: родителях, родственниках, снова друзьях и даже о каких-то мимолетных встречах, казалось бы, совсем незначительных.
На страницах книги перед читателем встают самые разные люди - от выдающих мастеров нашей словесности, таких как Михаил Светлов, Белла Ахмадулина, Борис Васильев до людей не слишком известных, но всегда ярких и незаурядных. При этом о каждом из своих героев автор всегда пишет с уважением, любовью, признательностью, но при этом весьма откровенно, впрочем, лишь намеком приоткрывая какие-то их оплошности или слабости. Часто речь идет о супружеских парах - когда само супружество становится едва ли не решающим фактором биографии: Юлия Друнина и Алексей Каплер, Борис Слуцкий и Татьяна Дашевская, Борис и Зоря Васильевы.
Примечателен рассказ о еврейском театроведе и театральном критике Овсее Любомирском. Глава о нем занимает всего несколько книжных страниц, да к тому же следует она сразу после обширных очерков о гигантах русской литературы советского период Михаиле Светлове и Борисе Слуцком. Однако, очевидно, что для автора история этого не слишком знаменитого литератора имеет особое значение… При том, что О. Любомирский писал на идиш, печатался в журнале "Советиш Геймланд" ("Советская родина"), и Кузовлева вряд ли читала его произведения. И рассказывает она не о "художественных достоинствах" сочинений своего героя, а о вещах вполне бытовых. Вот, надо помочь старому человеку, соседу по лестничной клетке, заштопать перчатки, купить кефир, починить пишущую машинку… А однажды даже стать свидетельницей престарелого жениха на "смешанной" свадебной церемонии (невеста была русской), которую проигнорировали его друзья! И важно здесь даже не само содержание очерка (в конце концов, Любомирский не Борис Васильев), а теплота и душевность, с которой он написан. Вероятно, именно сейчас, по итогам прошедшего неспокойного века поэтессе особенно важно высказать свою позицию по пресловутому "национальному вопросу". И не случайно она предваряет свой рассказ одним из самых проникновенных стихотворений в современной литературе, написанных на эту тему…

А из того, чем я владею,
Не в такт спеша, не в лад дыша,
Глубокой раной иудея
Поражена моя душа.

И я понять бесплодно силюсь:
За что, за чьи навет и ложь,
Мучительно любя Россию,
Ты в пасынках при ней живешь.
…………………………………………….

Кончается оно так…

И не предам, и не унижу,
Заглядывая вглубь времен,
Всего того, чем путь твой выжжен
И чем в веках он озарен.

Судьбы некоторых героев книги трогают особенно сильно, особенно, в тех случаях, когда вам самим выпала удача быть знакомыми с ними лично. Порой эти эпизоды поражают изобразительной силой авторской речи, хотя Кузовлева не использует никаких особых ухищрений - это именно простота и мощь голой правды. Трагически звучат многие строки в очерке о талантливой танцовщице Ольге Заботкиной и ее муже, замечательном пародисте и телеведущем Александре Иванове, безвременно покинувшем наш мир.
"Сразу после возвращения Саша действительно впал в тяжелый запой. Соседи видели его в нелепо накинутом на плечи пальто (стояла жара) направляющимся через двор каждое утро за пополнение запаса спиртного в окружении стаи дворовых собак, сопровождавших его от подъезда до магазина, а потом - до квартирной двери. 13 августа (1996 года - Л.Г.) он, видимо почувствовал, что дела его плохи. Кое-как добрался до телефона, позвонил врачу-наркологу… и заплетающимся языком попросил приехать. Врач тут же приехал. Саша не смог открыть дверной замок: последние силы стремительно покинули его. Врач какое-то время переговаривался с ним через закрытую дверь. Подъехала "скорая". Никто не решался взломать дверь без милиции. Лишь когда Саша перестал отвечать и прибыл участковый, слесарь взломал замок. Саша лежал на полу возле двери. Помочь ему было уже ничем нельзя".
Вы обратили внимание на почти случайные детали: накинутое на плечи в жару пальто, стая бездомных собак, переговоры через запертую дверь… Вот они-то и делают сцену близкой и абсолютно немыслимой одновременно, учитывая популярность и харизму, вероятно, одного из лучших телеведущих в истории российского ТВ.
Вообще, сценами расставания с жизнью, часто весьма трагическими, буквально переполнена книга Т. Кузовлевой. Что поделаешь? Поэтессе пришлось стать свидетельницей ухода целого поколения, на долю которого выпали и гражданская война, и "раскулачивание", и фронт, и ГУЛАГ, навсегда травмировавшие такие, казалось, несгибаемые натуры как Ярослав Смеляков, Юлия Друнина, Борис Васильев…
Фронтовик Юрий Левитанский предстает перед читателями только в минуты смерти на собрании творческой интеллигенции в Овальном зале московской мэрии в январе 1996 года. Уход поэта из жизни, многократно описанный, пересказанный, интерпретированный, мифологизированный, не раз упоминается в самых разных текстах последних лет. Однако здесь он передан "из первых рук" не только свидетелем, но и непосредственным участником происходящих в тот день в мэрии событий. И это еще одна важная функция книги Татьяны Кузовлевой - свидетельство очевидца, за что ей отдельное спасибо.
Среди героев Т. Кузовлевой есть литераторы как будто случайно встретившиеся на ее жизненном пути: например, уже упомянутый Овсей Любомирский, живший по соседству, или Евгения Ласкина, редактор журнала "Москва", где поэтесса печаталась в 60-е годы (очерк о ней так и называется - "Единственная встреча"). О Ласкиной в письмах, адресованных ей в разные годы, с восторгом пишут суровые, не склонные к комплиментам мужчины В. Луговской, Я. Смеляков, В. Корнилов. Но есть и другие, жившие и творившие рядом в течение долгих лет. Чрезвычайно интересен очерк "Я сделала, все что могла…" о Римме Казаковой, близкой подруге, возглавившей Союз писателей Москвы в очень трудное время после безвременно кончины поэта Владимира Савельева. Это самый большой и, вероятно, самый подробный (чтобы не сказать "главный") очерк в книге. В нем выразительно и правдиво показан духовный прорыв талантливого, мужественного человека, обладающего весьма противоречивой женской харизмой.
Некоторые фигуры в повествовании Т.Кузовлевой, единожды появившись в одном из эпизодов, больше нигде не встретятся читателю. (Например, прекрасный испанский поэт Хулио Матеу, хорошо знакомый автору этих строк по совместной работе над сценической композицией о творчестве Гарсиа Лорки еще в 60-е годы). Другие же проходят через все повествование, предавая книге цельность и завершенность единого литературного произведения, а не собрания разношерстного фрагментов, пусть и очень живых.
Кроме самого автора, что естественно, это, прежде всего, поэт Владимир Семенович Савельев, муж Татьяны Кузовлевой, секретарь Союза писателей Москвы, возглавивший эту организацию после распада СССР и единого Союза советских писателей. В ходе повествования перед читателями встает цельный, сильный человек, проживший весьма непростую жизнь.
Мне посчастливилось быть добрым знакомым этого замечательного литератора. Именно он принимал меня в Союз писателей Москвы, он стоял у истоков первого российско-израильского литературного альманаха, помогая нам делом и советом. Как и Татьяна Кузовлева, он искренне ненавидел шовинизм и антисемитизм, не раз читал мне собственные стихи, с гневом клеймившие эти постыдные свойства человеческой природы.
Композиция книги "Мои драгоценные дни" построена на контрастном, почти парадоксальном сочетании жанровых и стилевых особенностей текста. Здесь и очерки "семейной" прозы, и автобиографические зарисовки, и стихотворные сочинения, и рассказ в письмах, и блестящий юмористический рассказ ("Армянский ремонт"), и даже короткие истории анекдотического содержания. Есть и профессиональный литературный анализ текста ("Галина Нерпина. В освещённом пространстве"), где автор демонстрирует прекрасное знание реалий современной отечественной поэзии.
Вообще для читателей, интересующихся отечественной культурой, книга Татьяны Кузовлевой - настоящей учебник литературного процесса со второй половины прошлого века до наших дней.