Критика
Из прошлого…
О книге "В наших краях", 1996
Анатолий Алексин "Похожий на самого себя", 1997
Автор этой книги родился и Москве... А на титульном листе с названием "В наших краях" марка края израильского: издательство "Мория". Потому что Леонид Гомберг являет собой как бы представителя израильской литературы в Москве. Но подробней об этом позже.
...Когда книга вбирает в себя одно произведение - допустим, роман - читаешь ее с первой страницы. Если же перед тобой сборник, сперва перебираешь его страницы. "С чего начать? - думал я. - Чему отдать предпочтение: рассказам, "портретам с натуры" или необычному соединению интервью с размышлениями?" Что-то должно притянуть… в первую очередь. Но что между ними общего? А то, что ассоциации, как и воспоминания, как и сравнения с собственной жизнью, рождает в искусстве и литературе лишь то, что талантливо. Таков и сборник Леонида Гомберга. И еще он привлекает своей непохожестью. А непохожесть - одна из первых примет одаренности. Жанры того, что написал и представил в своей книге Гомберг, весьма необычны. Вот, к примеру: вроде страницы дневника или блокнотные записи, а в то же время - новеллы с завлекающими сюжетами. Завлекают они потому, что переплетаются с фактами моей жизни и, думаю, с бытием многих читателей. Вспомнил я переулок, где происходили встречи с друзьями, имена и образы которых для меня священны, а имя у переулка было чудовищное: Безбожный. Сюда привел меня вновь сборник и один из его рассказов. А потом, вместе с персонажами другой новеллы, я возвращаюсь в подмосковное Переделкино. Там жили дорогие мне люди. "Иных уж нет..." Одна андерсеновская сказка, которая вся из реальности, завершается так: "А потом все они умерли, умерли, умерли". К несчастью...
Михаил Хейфец "Зарисовки с натуры", 1997
Покойный профессор Ш. Этингер как-то объяснял мне: "Если хотите понять психологию общества, можно вникнуть в нее, прежде всего изучая местную прозу и особенно поэзию". Я вспоминал его слова на семинаре иерусалимских университетских славистов, когда слушал доклад Марка Амусина о "молодой ленинградской школе прозаиков" 60-х гг. Группа писателей-"горожан" сделала в те годы объектом литературного исследования образ советского обывателя, выломившегося из своей натуральной среды. Вахтин, Марамзин, Ефимов, Довлатов выяснили, что, вопреки распространенным гипотезам социологов, публицистов, аналитиков массы, антисемитский настрой российского плебса сравнительно невысок и сравнительно неагрессивен: он есть частное производное от общего озлобления мещанина на мир, не более того. Когда впоследствии, в эпоху перестройки, отметил Амусин, настроения плебса выплеснулись наружу, многие в мире ждали погромов, накала антисемитизма - но оказалось, что "городская проза", а не журналистика-публицистика угадала истинную, глубинную структуру настроений низов советского общества.
...Я вспомнил об этом, читая книгу израильско-московского прозаика Леонида Гомберга "В наших краях". В центре внимания писателя все тот же социальный слой, что у ленинградских "горожан": психология российского мещанина, хотя на этот раз воспринимаемая юношей, уезжающим в Израиль, возвращающимся оттуда на побывку в Москву - и привязанным к этой массе, и отталкивающимся от нее, своим для нее и чужим ей... "В наших краях" - множественное число употреблено автором не случайно: оба края для автора "наши" российский и израильский.
Сравнивая сегодня прозу Л. Гомберга с "ленинградскими" протообъектами, я вижу, как изменился взгляд художественной литературы за минувшие десятилетия. "Концептом" современной прозы (поэзии тоже) стала умышленная легковесность, клоунада, цирковая игра и "развлекаловка". Стихи Пригова, Иртеньева, Вишневского. В прозе, например, Пелевин... Гомберг, как автор современный, тоже не избежал общего вектора. Его рассказы обычно выстроены вокруг анекдота. Анекдот автора держится на столкновении его "еврея" с его "Вовочкой", с его "чукчей", с его "Василием Ивановичем" - в той или иной модификации образов, понятно.
Начинается, например, сборник с рассказа "День великих похорон" (1953 года). Главный персонаж в возрасте пяти лет услышал дразнилку "Еврей-Бармалей, не гоняй голубей" и заинтересовался: "Деда, а кто такие евреи?" Для читателя найден ответ - в интонации рассказчика, когда мама, нарядившая пятилетнего сына, чтобы попрощаться с телом вождя народов, внезапно сказала отцу: "Все. Сема. Идем обратно. Мы с ребенком"... Дома у них плакал дядя Марк ("отца его репрессировали в конце 30-х, был он крупным работником Наркомфина"): "Умер наш заступник! Умер наш Штуленнер (кормчий - М. Х.) Враги тебя доконали, кончилась наша жизнь, кончилась...