Валерий Овчинников (1948-2019)

«Коммуна»
Документальная киноповесть

 

Несколько фильмов Валеры Овчинникова, сценариста и режиссера документального кино, оставшихся после его безвременного трагического ухода из жизни, я представил в минувшем году в  «ПИ-2019-20» :" Валерий Овчинников (1948-2019) Кинозал"

В 1990 году Валера стал соавтором сценария фильма выдающего режиссера Петра Мостового «Одна из многих блуждающих звезд». Картина посвящена Шире Горшман (1906-2001), израильской писательнице (между прочим, теще великого артиста И. Смоктуновского), прожившей долгую жизнь и участвовавшей в трагической истории создании еврейских колхозов в Крыму. В начале 90-х годов я попросил Валеру написать текст, скажем так, по мотивам сценария этого фильма. Однако вскоре альманах прекратил свое существование, и киноповесть Овчинникова «Коммуна» пролежала в моем архиве до сегодняшнего дня.
Тем, кто не смотрел, я советую также посмотреть фильм П. Мостового по сценарию В.Овчинникова и Ю. Николина «Одна из многих блуждающих звезд». Он идет всего 25 минут… http://www.youtube.com/watch?v=rMHHGLV8o84&feature=youtu.be

 

Над бескрайним полем стелется густой туман. Туман скрывает горизонт, мешает время и пространство. Откуда-то издалека доносятся обрывки музыки, осколки звуков. Слышен бодрый марш 20-х годов — звук плывет, музыка смолкает. Доносится гудок паровоза или парохода, стучат колеса — и снова тишина.

 

Отрывочные фразы прилетают и улетают.
«... Я ему все это рассказала, он взял мою руку и поцеловал. это было так странно — можно было целовать и что-нибудь другое. Я ждала — что он скажет. А он сказал — "Это так удивительно, что вы мне рассказали, мне кажется, вы могли бы написать об этом..."»
«... Мы исконные сыны русской земли. На ее почве росли и умирали наши предки. Мы преданы русскому государству как своему отечеству...»
«... Когда они собрали хороший урожай, их стали преследовать, потому что они лучше всех работали...»

 

Голос: Идеи имеют свой младенческий и зрелый возраст. В младенческом возрасте они могут быть фантастичны и настолько далеки от реального порядка вещей, что их нетрудно принять за неосуществимую утопив. Они кажутся случайными строчками, попавшими на страницы жизни по рассеянности таинственного метранпажа. Но здесь, на полотне жизни, они могут обнаружить неожиданную силу. Они обретают язык и одежду, соединяются с прошлым и настоящим. Младенец начинает ходить, говорить, действовать. Потом он приходит в зрелый возраст и обнаруживает свое истинное лицо...

 

Шира Горшман сидит у окна. Звучат строки из ее письма:
«... Здравствуй, мой сын!..»
Ее сын смотрит в окно. Письмо лежит на столе.
«Здравствуй мой сын! Я рада наконец получить от тебя письмо, которое ты так метко вложил в незаклеенный конверт. Как вы живете? Как твоя работа?»
Голос:
— Жила-была девушка - в маленьком городке, в начале нынешнего века.
Жизнь была невеселой — тесной и душной. Но — все жили, и она жила. Однако таинственный метранпаж уже верстал ее судьбу на страницу начинающейся грандиозной эпохи...

Шира Горшман:
— Я росла у бабушки и дедушки, потому что у меня был отчим. С 6 лет я должна была работать. Зимой я кормила гусей. Однажды отчим приехал, он всегда разъезжал по деревням, вбежал с кнутом в дом и сказал, что овес желтый, а снег белый... И чтобы ни одного зернышка не было у корыта, где кушают гуси. Я собрала весь овес, и все кончики пальцев были у меня отморожены. Я пришла к дедушке, он посмотрел и сказал: «Почему это?» Я ему рассказала. Он сказал: "Больше ты туда не пойдешь". Я осталась. Дедушка был лучшим человеком, которого я знала. Он не был раввином, потому что он говорил: «У меня нет в руках такой меры, чтобы грех мира разложить и судить об этом. Дай Бог мне справиться с моим».
Я росла и росла, и не хотела оставаться в местечке. Ведь некоторые уехали в Палестину, те, что не хотели торговать селедкой, как мама.

 

Голос: — Историческая справка:
До 18 столетия численность евреев в России была незначительной. Но в конце 18 века произошли три передела Польши. Большая часть польской территории вошла в состав российской империи и вместе с ней — сотни тысяч еврейского населения. Власти относились к ним, как к иноверцам и инородцам. Специальными указами евреям запрещалось: поступать на государственную службу, работать на железных дорогах, в горной промышленности, на крупных металлообрабатывающих заводах. Жестко ограничивался доступ к учебе. Запрещалось покидать черту оседлости и заниматься земледельческим трудом.

 

Из сборника «Палестина» СПБ, 1884 год:
«... Мы преданы русскому государству как своему отечеству. Наравне с другими мы считаем себя подданными русского царя, на которого возлагаем все наши надежды. И все же — очевидно, нас в России слишком много, и натура ее, как бы она ни была широка, нас не переносит. Тощий желудок ищет манны небесной, голая, неприглядная нужда хватается за идеалы. За "идеалом" слышен настойчивый реальный вопль — дайте нам насущный хлеб в поте лица своего!»

 

Голос: В жизни народов — постоянная борьба двух сил: прошлого и будущего. Весь 19 век люди ждали установления гуманизма и царства справедливости. Но не дождались. Начало нового века принесло новые несправедливости и жестокость. И тогда замаячила путеводной звездой смелая идея — не ждать наступления новой жизни, а начать строить ее. И строить — обязательно вместе, сообща. Призрак коммунизма давно уже бродил по Европе, смущая изголодавшиеся умы. У народа, лишенного земли и элементарных гражданских прав, эта идея единства стала национальной. А потом в Россию пришла революция, отменила все запреты, соединила вместе все идеи о будущей жизни, дала надежду. Но за ней налетела гражданская война. Она принесла кровавый разгул, ужас погромов... Но вернуться к прежнему казалось немыслимым...

 

Шира Горшман:
—… Уже разъезжали люди, и один из таких людей приехал в наше местечко. Халуц — это первооткрыватель, пионер, и кто хотел — записывался, и его посылали на подготовку. И там работали, и подготовившихся переправляли в Палестину...

 

Голос: — Таких молодых людей как Шира набралось немало. Нет, они не были сионистами. Они не верили в Бога и были чужды идее восстановления какого-то археологического царства, которое казалось им очень похожим на их так недоевшие местечки. Но идея жизни вместе, сообща, захватила их. Они были молоды, мир казался им пластичным, из него можно было лепить новые формы. Яков Гаус, Мария Трубнякова и другие — они приехали из разных мест России в Палестину и создали там коммуну. Она называлась «Батальон труда».

 

Шира Горшман:
— Это несколько бараков из гофрированной жести с крохотными окошками на высоких фундаментах. И там живут, и столовая там... летом ничего, а зимой, когда идут дожди, туда тащат все, чтоб укрыться... И там еще есть такое возвышение, называется сцена, там танцуют чарльстон. Не очень часто, вечером, туда забирались и плясали. Плясали и орали: «Кто построит Галилею? Мы построим Галилею!» Вы постройте, ладно, а зачем эти крики?!

 

Голос: — Они работали в каменоломнях. Палестиной тогда владели англичане. Они оказывали помощь одеждой и медикаментами — у них были политические интересы. Но англичане не хотели, чтобы красный призрак коммунизма добрел до этих древних мест...

 

Шира Горшман:
— Я работала на кухне. Но вскоре сделалось что-то такое, что понадобились правые и левые. Это было в 25-м году, наверное, я не помню. Левые и правые... Мне показалось, что левые — это лучше, совсем ни черта не понимала, дура набитая. И разделились тогда на правых и левых. И та, что заведовала детским домом, прибегала на заседания и собрания, и вот она кричала: «Это все хорошо, вы хотите правых и левых, но и правые и левые дети бегают ко мне, и я должна их кормить, что мне делать?»

 

Голос: — Идея уже надевала одежду, обретала голос и поднимала знамя. Пришел удивительный слух: в Советской России создают еврейскую сельскохозяйственную «республику»! Масштабы дела поразили всех.
После гражданской войны в России совсем не стало продовольствия. В городах царили разруха и безработица. Но нужно было как-то жить. И вот десятки тысяч еврейских семей захотели работать на земле. Государство охотно пошло навстречу — хлеб был нужен позарез, а земли хватало на всех. Был создан Государственный комитет и общество по земельному трудоустройству новых крестьян. Землю для евреев решено было отводить только такую, которая никогда никому не принадлежала. Такая земля нашлась в степном Крыму.
Это не южный берег. Эти места не зря звались Диким Полем. Земля здесь никогда не кормила человека. Люди приезжали на совершенно пустое место и должны были жить под открытым небом. Но других возможностей вез было. Люди добывали воду, строили жилье. И начинали поднимать эту нелегкую целину. Пили сообща, все делили поровну - иначе здесь не выжить. Коммуна — на всю страну! Не то, что какой-то «Батальон труда». Ослепительные перспективы!
Всегда находятся люди, которых идея захватывает целиком. И убедить, подчинить себе остальных, становится их главной задачей. Голос разума отступает перед одержимостью. В коммуне Ширы тоже нашелся такой человек. Он побывал в Москве на сельскохозяйственной выставке и вернулся с непреклонным убеждением — всей коммуной ехать в Крым!
У Ширы был муж и трое детей. Муж понимал, что ехать нельзя, он был старше Ширы на 12 лет, но она его не послушала, и уехала одна, с детьми.
Она послушала другого человека. Его звали Элькинд.

 

Шира Горшман:
— Он сказал мне, что если ты не поедешь, то кто тогда поедет. Мне это показалось очень лестным. И я поехала...
И вот нас погрузили в теплоход «Крым», в 29-м году. Я договорилась с человеком, который работал на камбузе, что он мне разрешит варить для детей — нас было 14 человек и 10 ребят. Дети стали кричать: «Не хотим этого хлеба, мы хотим бананов, мы хотим домой!» Мы ехали на этом теплоходе, а потом была таможня... Еще раньше доктор из коммуны, где я работала, вызвал меня и сказал, что не надо ехать, что там встретят с распростертыми объятиями, а потом всех посадят...
И уже тогда в Одессе я увидела то, что мне предсказал доктор, он сказал: «Тебе надоело есть бифштекс и рыбу в сметане? Ты хочешь кушать рыбу, которой стучат об стол?» И в таможне я это увидела и поняла: там были пьяные люди, которые говорили часто про мать и стучали этой рыбой...

 

Из сборника "Еврейский крестьянин", Москва 1925 год
(статья Ю.Ларина, председателя ОЗЕТ)
«... Организация крестьянского хозяйства на юге России по данным обшей статистики стоит около 1300 — 1400 рублей. То хозяйство, которое сейчас организуется для еврейских переселенцев рассчитано на стоимость несколько меньшую — только в 1200 рублей. Удешевление достигается путем организации колхозов. Часть необходимой суммы — около 200 рублей — вносят сами переселенцы. Примерно 200 рублей составляют разные льготы и кредиты, предоставленные государством в виде семенных ссуд, машинных кредитов, удешевления перевозки и т.д. Остальные средства должны быть добыты извне. Внутренние сборы не дали ничего, так как ОЗЕТ приступил к работе только в этом году. Что касается заграничной помощи, то в первой половине 1925 года от корпорации "Агроджойнт" поступило 1.200.000 рублей и можно думать, что до конца года эта сума увеличится вдвое. Таким образом привлекаются иностранные средства для развития производительных сил СССР, приток которых улучшит наш общий расчетный баланс с заграницей…
...По сравнению с проектами заселения евреями Палестины, Аргентины, Уганды преимущества советской колонизации очевидны. Достаточно сказать, что даже в Палестине покупка земли для одной семьи обходится дороже, чем вся организация одного хозяйства в СССР, ибо в Палестине еще не было большевистской революции, и частная собственность на землю еще не отменена. Помимо непосредственной цели — уменьшения количества бедноты в городских поселениях СССР — результатом работы явятся также перенесение центра тяжести аграризации еврейских масс в нашу страну и соответственно сосредоточение вокруг нас всей работы еврейских общественных организаций — в том числе и материальное содействие со стороны еврейской буржуазии...
...При прочно закрепленной диктатуре пролетариата мысль о создании еврейской республики в СССР уже не является реакционной, какой она была до революции, когда создание еврейского государства в Палестине или Уганде имело целью отвлечь от классовой борьбы и противопоставить революционной деятельности в самой России.

 

Голос: — Люди становились фигурками в большой игре. Им готовили роль вечных заложников: если падет советская власть, то волна погромов уничтожит все поселения. Но они ни о чем не догадывались. Они строили новую жизнь, мечтали о светлом будущем. А трудности их не пугали...

 

Шира Горшман:
— ... В большом доме мы жили, там были 4 комнаты для больных, и столовая, и кухня. Кухня была многопрофильная, там было место отгороженное брезентом, где купались. Иногда было смешно: был у нас такой Изя, он был близорук, и он, бывало, чуть-чуть поднимет брезент и скажет: «Слушай, Фанечка, это ты? Я тебя совсем не узнал!» А налево в уголочке была детская кухня, самая богатая из того, что было в коммуне — там всегда был такой желтый нерафинированный сахар, целая банка, и даже рис, и иногда картошка. И все, кто приходили с улицы, все там грелись, больше негде было греться...
... Стали гнать коров к нам. Их пригнали очень много. Я стала хозяйкой почти 50 коров. Молоко у меня не скисало, я отправляла его в грязелечебницу в Саки. Как это делалось? Это тоже было очень интересно: должен был все время кипеть котел с водой и туда надо было окунать фляги, потому что не было холодильника… И я имела, пока работала в коммуне, переходящее красное знамя. Я гордилась этим. Директор мне говорил: «Какая ты еврейка? Что ты выдумываешь? Разве такие бывают еврейки?» Я говорила: «Я бы тебя обрадовала, но я в самом деле еврейка, что я могу сделать?»

 

Голос: — Труд давал скромные результаты, но они окрыляли людей. У них была надежда на лучшую жизнь. Но на пустой земле человек не может без помощи. Приходила помощь из-за границы — присылали машины. Свое же государство предпочитало помогать рекомендациями и инструкциями.

 

Из сборника "Еврейский крестьянин", статья Ю.Гольде.
«... Государственные и общественные средства так; ограничены, а число евреев, желающих перейти к земледелию так велико, что мы не можем рассеивать наше внимание и средства на распыленных одиноких земледельцев. Чтобы добиться максимального хозяйственного эффекта, мы должны ограничиться обслуживанием лишь тех переселенцев, которые организованы в товарищества, артели или коммуны...
Желательно, чтобы в товариществе подбирались семьи с более или менее одинаковым соотношением между трудоспособными и нетрудоспособными. Меньше двух полных рабочих в семье не должно быть (второй может быть женщина или два полурабочих), то есть семья должна быть фактически в состоянии безоговорочно выставлять на работу две рабочие единицы. В остальном допускается полная свобода взаимного подбора элементов товарищества...
... При назначении на работу необходимо по возможности стараться равномерно давать работу и по возможности одинаковую каждому члену товарищества...
… Допустимо по особому постановлению артели возведение членом артели дома улучшенной постройки по своему вкусу, но при непременном условии, что доля указанного артельщика во всех постройках от этого не увеличивается. В дальнейшем член артели должен рассматриваться как квартирант, и в случае выхода из артели сдать квартиру в таком же состоянии, в каком он ее получил. Участие отдельных членов артели в постороннем предприятии недопустимо».

 

Голос: — Идея уже повзрослела и начинала показывать истинное лицо. Но Шира по-прежнему ничего не замечала. Теперь в ее личной жизни произошло большое событие...

 

Шира Горшман:
— В какой-то день утром я въезжаю верхом во двор коммуны, и там стоят какие-то необычные люди с очень странной поклажей, с какими-то квадратами, упакованными в серое полотно, и сами какие-то не такие, как едут к нам... Это были художники. А я была председателем культкомиссии, и все их дела я улаживала. Но этот вот самый красивый художник почему-то через несколько дней подошел ко мне и сказал — я слабый человек, у меня болит живот, хорошо бы достать сливки...
Я сливки достала, но ему нужны были не только сливки. Все уехали, а он остался...

 

Сын художника Горшмана:
— Это рисунки моего отца того периода. Это работа в поле, это общее собрание. А это Яков Гаус. Здесь вся их коммуна...

Голос: — Этот человек стал судьбой Ширы. Будущий известный художник, оформитель книг, друг Фаворского и Митурича, тогда он учился в художественных мастерских. А Шира работала скотницей, и у нее было трое детей. Он предложил ей выйти за него замуж...

 

Шира Горшман:
— Я была ошарашена. Я люблю свободу не только для себя, я ему сказала: «Что вы такое говорите? Я видела ваши работы. Вы очень талантливы. Я даже не понимаю, насколько они хороши, но мне просторно, когда я смотрю на ваши вещи. Зачем вам стать отцом не ваших детей?» Он сказал: «Это будут мои дети. Это не будут чьи-то дети».
...Но все-таки он уехал, с чем и приехал. Это было в 31-м году. А в 32-м он опять приехал и пришел на выпас. Был очень жаркий день, и я сняла платок и завязала лошади на голову, потому что было очень жарко. Он сказал: «Это вы сделали?» Я сказала: «А кто?» Он сказал: «Это удивительно. Я больше не могу жить без вас, вы это понимаете? Вы же не хотите, чтобы я умер?» — «О, нет, я этого не хочу. Я тоже хочу быть с вами». И тогда он повел меня в поселковый совет. Я говорила, что не хочу идти, не надо. Мне нужна печать? Мне надо, чтобы мне сказали, кого я люблю? Что с вами? Вы мещанин? Он сказал: «Нет-нет! Это будет, как я хочу!» И мы расписались...

 

Голос: — Счастье Ширы было и ее спасением: она оставила коммуну и вместе с мужем уехала в Ленинград. Идея начинала перемалывать свой материал, выравнивать людей, делать их одинаковыми, как дома, в которых они жили. Неподходящих изымали из процесса построения светлого будущего...

 

Из сборника «Еврейский крестьянин»: Постановление Комзета от 2 июля 1929 года.
«Разъяснить по линии Комзета всем органам по подбору и устройству переселенцев, что принадлежность к сионистским группировкам не является препятствием для участия в переселенческих объединениях. Поскольку если какой-нибудь переселенец будет совершать активные противосоветские выступления — репрессии против него должны применяться в общем порядке».

 

Яков Гаус:
—... Пришел следователь, предъявил ордер на арест. Шпионаж в пользу Англии, статья 10-11. На Колыму...

 

Голос: — Им вспомнили их Палестину. Неважно, что все они были «левыми», не имело значения, что они там строили коммуну. И уж совсем не имели значения их человеческие качества...

 

Шира Горшман:
— ... И тогда стали брать коммунаров, и их везли в Симферополь, и там был следователь, еврей, и он требовал от Сарки Табачник, которой потом посчастливилось вернуться: «Ты не блядуй, ты говори, как было!»
И он поставил ее на двое суток у окна, и когда ноги отекли, так что она больше не могла стоять и повалилась, он сказал вахтеру: «Вытащить ее. Эта падаль мне больше не нужна». Это была изумительная женщина, честнейшая, как все те, которых взяли. Наш зоотехник, Черняховский, которого тоже вызвали в Саки в НКВД и стали расспрашивать про палестинцев, сказал: «Если вы сажаете таких людей, с кем же вы войдете в новое общество?» Его больше не выпустили. Он сидел 12 лет.

 

Голос: — Яков Гаус пробыл на Колыме до 56-го года. Посадили и Элькинда, который убедил всех ехать в СССР. Здесь в Крыму он бросил коммуну, убедившись, что трудности сегодня, а блестящие перспективы далеко. НКВД нашло его в далеком от Крыма городе, он был арестован и уже не вернулся. Волна поголовной коллективизации докатилась до Крыма. Коммуна «Новая жизнь» превратилась в колхоз. Там и сейчас — колхоз...

 

Шира Горшман:
— ... Я презираю себя, как можно было думать об этом? Как можно было позволить себе не понять, что этого не может быть! Есть сотни и сотни людей, которые этого хотят искренне, но этого же не может быть никогда!

 

Голос: — Идеи — как люди: рождаются, вырастают, дряхлеют и умирают. Их судьбы похожи на судьбы людей. Шира Горшман перенесла войну и видела много горя. О своей жизни она написала книгу. Сейчас она пишет новую книгу. За окном ее комнаты — Израиль. Несколько лет назад она вернулась на Землю обетованную.
Здесь, в этой стране продолжает жить идея коммуны. Это — киббуц. Он стоит на том самом месте, где когда-то был «Батальон труда». От бараков из гофрированной жести ничего не осталось. Но это — коммуна. Члены киббуца живут и работают сообща, денег за свой труд они не получают. Некоторые продолжают считать, что такой форме человеческих отношений принадлежит будущее. Но Шира Горшман уж не та, что прежде.
Да, киббуцы производят много продуктов. Но людей здесь не хватает. В киббуцы не идут, а те, кто приходят, не остается надолго. Это заповедник, резервация для одряхлевшей идеи. Здесь можно испытать на себе, что такое жизнь в коммуне, а испытав — уйти. Потому что вокруг — жизнь, открытая всем, со всеми радостями и бедами, из которых, собственно, она и состоит.

 

Голос: - Какой же вывод можно сделать из всей этой истории?
«В коммунизме есть здоровое, верное и вполне согласное с христианством понимание жизни каждого человека, как служения сверхличной идее, как служения не себе, а великому целому. Но эта верная идея искажается отрицанием самостоятельной ценности и достоинства каждой человеческой личности, ее духовной свободы».
Николай Бердяев «Истоки и смысл русского коммунизма» 1937 год.
Свобода — вот то, чего не хватало этой идее. Для того, чтобы жить и развиваться и находить отклик в человеческих душах. Отсутствие свободы — вот то, что уничтожило ее будущее. В каждом обществе есть люди, готовые пожертвовать ради идеи частью личной свободы. Но нельзя ради своей идеи жертвовать свободой других.
Так как же итог жизни этих людей? Может быть, она прошла зря?
Вот комната Ширы Горшман. Кровать, письменный стол. Стоило ли ехать ради этого так далеко? Стоило. Это то, к чему она стремилась всю жизнь.

 

Из письма Ширы Горшман сыну:
«...Что ты мне говоришь, что ты родился в Москве? Говори мне то, чего я не знаю. Я не зову тебя, будь счастлив, а я тут, и не жалею нисколько. Я довольна, что у меня нет ни старости, ни добрейшей ухаживательницы. И никакие внешние причины не помешали мне сделать желаемое!»

 

Голос: — Здесь, в этой комнате, Шира Горшман построила свою коммуну. Здесь ее работа, ее независимость, ее свобода. Здесь она пишет свою новую книгу. Книгу о том, что коммунизм нужно строить в отдельно взятой человеческой душе.
Скажем спасибо этим людям — стоит прожить жизнь ради понимания такой истины.
«Какой бы народ ни вступил теперь в период революций, он уже получит в наследие то, что совершили наши прадеды. Кровь, пролитая ими, была пролита для всего человечества. Страдания, перенесенные ими, они перенесли для всех наций и народов. Их жестокие междоусобные войны, идеи, пущенные ими в обращение, и самые столкновения этих идей — все это составляет достояние всего человечества. Все это принесло свои плоды и принесет еще много других, еще лучших плодов и откроет человечеству широкие горизонты, на которых вдали будут светиться, как маяк, все те же слова: Свобода, Равенство и Братство!» (Петр Кропоткин Заключение к книге о Парижской коммуне «Великая французская революция»).