«Двух жизней нам не жить…»
В середине 90-х о Юрии Левитанском, поэте-фронтовике, много говорили и писали в связи с 50-летием Победы в Великой Отечественной войне, а потом и в связи с присуждение ему Государственной премии России, но книги его по-прежнему не выходили. Да и Госпремию он получал за книгу, изданную еще 1991 году.
Конечно, можно все списать на экономический кризис в стране, в том числе, и в издательском деле: полный корпус поэтический книг Левитанского выходил много лет назад — в 1982 году. Тогда-то и было принято решение собрать в одном издании четыре самых известных его книги — «Кинематограф», «День такой-то», «Письма Катерине или Прогулка с Фаустом» и «Белые стихи». Кроме того в новый сборник, должны были войти лучшие стихотворения прежних лет, и главное – стихи, написанные поэтом в самое последнее время. Название книги придумал сам Левитанский — «Меж двух небес». Ее спонсором стал предприниматель Илья Колеров.
Книгу планировали выпустить в январе, ко дню рождения поэта, но вышла она к вечеру его памяти в феврале 1996-го. Несмотря на то, что читатель получил книгу только после кончины автора, ее следует считать последней прижизненной книгой Левитанского: он сам планировал и составлял ее содержание, придирчиво контролировал ее оформление, редактировал предисловие, вычитывал верстку.
Именно он решил, что предисловие должен написать я, добавлю — под его бдительным присмотром. Поэт много раз читал текст и просил переделать или дополнить тот или иной абзац. Ему было важно, чтобы там были процитированы давние слова Михаила Луконина, которые, видимо, он сам считал исчерпывающе точными. Именно он, Луконин, один из ведущих советских стихотворцев середины прошлого века, угадал в Левитанском большого мастера и отметил многие особенности его мощного литературного дарования: «тонкую углубленность мысли и чувства, акварель душевных переживаний».
Он писал: «Творчество Юрия Левитанского, по существу, неразрывно связано со всеми дорогами и порывами поэтов, пришедших с войны,— оно так же закалялось на военных дорогах, так же предано людям своего времени. И есть в его замечательной поэзии то, что переносит ее к новым людям, к новым временам... С самого начала было заметно художественное своеобразие стихов Юрия Левитанского: у него своя интонация, своя рифма, свои краски, а главное — то неуловимое свое, что делает поэта,— свой талант жить, и думать о жизни, и выражать это сильными и волнующими стихами».
Важно было, чтобы в книге была зафиксирована полностью короткая речь Левитанского на церемонии вручения ему Государственной премии России 7 июня 1995 года в Кремле. И еще в эти первые годы молодой российской государственности надо было сказать не только о месте поэта в отечественной литературе, но и о его роли в общественной жизни прошлых лет.
«В наше суматошное время, когда многих закружила политическая карусель […] странным, даже неуместным может показаться разговор о людях, принципиально не желающих подниматься на вращающий круг, быть на виду, использовать свое имя в чьих-либо амбициозных целях. Это не род фронды. Они в стороне от суеты при всех властях. Хотя, когда требовалось, они ставили свои подписи под письмами в защиту Солженицына Синявского, Даниэля… […] Ни одному режиму не удавалось опереться на них. Мы еще не осознали роль таких фигур, как Арсений Тарковский, Давид Самойлов, Владимир Соколов, Юрий Левитанский других писателей их круга в разрушении режимов своим решительным неучастием в их делах. «Тихая» поэзия на самом деле была поэзией Сопротивления. Власти бессильны были привлечь интеллигенцию их уровня на свою сторону. Она оберегала от всех ветров очаг российской культуры».
Книгу оформлял замечательный художник Слава Полищук, ныне живущий в Нью-Йорке. Работа по оформлению шла тяжело. С самого начала художник предложил черно-белое решение обложки. Левитанский отвергал вариант за вариантом. Видимо, сама манера Полищука казалась поэту слишком условной, изображение — отвлеченным, может быть, излишне «авангардистским», не соответствующим поэтической манере автора стихов. Компромисс рождался мучительно, во всяком случае, для меня, но все-таки он был найден. И сегодня мне кажется, что оформление получилось лаконичным и, вместе с тем, выразительным.
«Левитанский не был автором, полностью доверявшим замыслу художника, — вспоминал впоследствии С. Полищук. — Бесконечное число раз мы встречались, обсуждая то, что я показывал. Эти встречи и разговоры приоткрыли мне некоторые обычно закрытые для читателя стороны “ремесла” поэта. Левитанский с его почтительным, трепетным отношением к слову как самодостаточной части творческого процесса, с его постоянной неудовлетворенностью от сделанного-сказанного был из редкого числа литераторов, чья поэзия не нуждалась в каком-то “украшательстве”, тем более — расшифровке. Казалось, поэт перебирал строки-струны, стараясь выявить и донести до читателя внутренний ритм слова, строфы, всего стихотворения. Работать с Левитанским можно было, только приняв за точку отсчета его высочайшие требования к себе».
Наконец, работа была закончена. Предстояло лишь поехать в издательство и подписать книгу к печали. Дни конца января 1996 года стояли морозные, а дорога по Москве неблизкая. Поездка все время откладывалась в связи с самочувствием или занятостью Левитанского. Но вышли все сроки, и 25 января мы решили ехать во что бы то ни стало. Однако накануне поэту позвонили и пригласили на встречу в Московскую мэрию. Поэт решил, что отказаться он не может, и мне ничего не оставалось, как отправиться в издательство без его могучей поддержки.
На последней странице книги «Меж двух небес» навсегда остались слова: «Подписано к печати 25.01.96». Печальная дата!