Памяти режиссера Евгения Арье (1947-2022)

 

Рождение театра

 

Сегодня, спустя более четверти века после своего рождения, «Гешер» — чуть ли не символ современного Израиля, наряду с «Габимой» и «Камерным» главный драматический театр страны, гастролирующий по всему миру под восторженный рокот зрителей, журналистов, театроведов! А тогда, в далеком уже девяностом, — всего лишь группа российских артистов с «наполеоновскими планами» и неопределенным будущим.

 

1

 

Впрочем, уже через три года после премьеры первого спектакля, в апреле 1993 года, после торжественной церемонии открытия первого здания театра в тель-авивском пригороде Яффо израильские газеты — и «русские», и ивритоязычные — оповестили публику о рождении в Израиле нового культурного феномена. Вот что писала, например, популярная среди «русских» газета «Вести»:

«В пыльном, хамсинном, не смягченном даже близостью моря яффском воздухе метались полицейские, что-то страстно и гортанно выкрикивающие в громкоговоритель; мелькали цветные фонарики, обдуваемые суховеем; сновали официанты с подносами, на которых приятно ласкало глаз разносимое угощение и холодные напитки.

...Несмотря на жару, будний вечер и выборы в Гистадрут (израильские профсоюзы – Л.Г.), весь израильский бомонд собрался на праздничную тусовку. Здесь были премьер-министр Ицхак Рабин, министр связи Шуламит Алони, министр абсорбции Яир Цабан, посол России в Израиле Александр Бовин, мэр Тель-Авива Рони Мило и его предшественник Шломо Лахат, управляющий компанией "Амидар" (государственная строительная компания – Л.Г.) Йоси Геносар, главный режиссер театра на идиш Шмулик Ацмон, артисты Йоси Банай и Моше Мошонов..., местная русскоязычная элита, затерявшаяся в многоголосом иврите».

Конечно, «трехлетие» — дата, прямо скажем, не выдающаяся, не круглая, детсадовская. Но что же тут скажешь, если за «подотчетный» недолгий период театр сумел пройти путь длинною... в эпоху, став из заурядной команды российских актеров, мечтающих о признании, уникальным явлением театральной культуры, взбудоражившим искушенное израильское общество.

«Как мы пришли к идее театра? — рассказывал тогда главный режиссер Евгений Арье. — Люди, приехавшие в страну, оказались в ситуации трагического дискомфорта. Дело ведь не только в материальном неблагополучии. Мы все очутились в абсолютно новых условиях. Единственное, привычное, что осталось для многих, — это две программы российского телевидения. Но ведь это путь в никуда. Все мы знаем, как создаются иллюзии "своей жизни, перенесенной на новую почву". Идея "Гешера" — это идея "русского" театра, который будет играть для людей на понятном для них языке и будет вместе с ними входить в новую жизнь и культуру, не обрывая при этом связи с прошлым. Такая программа казалась нам плодотворной в 1991 году и сегодня в 94-м...

Пусть распорядится жизнь! Либо мы прекратим свое существование, как масса эмигрантских театриков Парижа, либо станем интегральной частью израильской культуры».

 

2

 

 

Осенью 1990 года разговоры о создании русского театра в Израиле стали обретать плоть и кровь. Известный московский режиссер Евгений Арье и театральный антрепренер Вячеслав Мальцев собрали достойную команду актеров, намеревавшихся вскоре ехать на постоянное место жительство в Израиль; среди них, конечно, молодежь, бывшие ученики Арье, а в ту пору актеры столичных театров  — Александр Демидов, Наталья Войтулевич, Евгения Додина; вскоре к ним присоединились Нелли Гошева, Владимир Халемский, Игорь Миркурбанов; велись переговоры со «звездами» — Михаилом Козакозым, Валентином Никулиным, Леонидом Каневским.

В декабре 90-го бросили пробный шар: в Израиле были организованы гастроли российских артистов с концертной программой. Успех превзошел ожидания, решение о создании театра было принято.

В январе 1991-го в Тель-Авиве начались репетиции первого спектакля нового театра по пьесе Тома Стоппарда в переводе Иосифа Бродского «Розенкранц и Гильденстерн мертвы». Костяк труппы в это время составляла молодежь. Премьера на русском языке состоялась уже в апреле. Успех казался громким и, пожалуй, беспрецедентным.

Спектакль был сыгран в зале «Бимартеф» театра «Габима» в Тель-Авиве. Несмотря на то, что актеры играли на русском языке, он сразу стал сенсацией израильского театрального сезона. Первая же работа потрясла публику и критиков, заговоривших о «русском чуде израильского театра». Спектакль был выбран представлять израильский театр в Нью-Йорке в январе 1992 года. А в июле 1993 года «Гешер», первый из израильских театров, был приглашен участвовать в театральном фестивале в Авиньоне.

В 1992 году театр ставит спектакль по роману Ф.М. Достоевского «Идиот». Газеты сообщают публике о выдающемся театральном достижении: «Театр "Гешер" вновь поражает, — пишет газета А-Арец, — все актеры труппы доказывают, что возможно преодолеть сложности чужого языка и представить восхитительный театр».

«Фокус произошел во время постановки этого спектакля, — рассказал актер театра,  исполнитель роли Фердыщенко Евгений Гамбург. — До этого мы сначала репетировали спектакль на русском языке, играли некоторое время, а затем переходили на иврит. А здесь мы сразу начали играть на иврите. Репетируя по-русски, мы тут же параллельно готовили «ивритский вариант» постановки. Шла двойная работа: актеры учили текст

на двух языках. Инсценировку писала наш завлит Катя Сосонская… прямо по ходу репетиций. Вся работа делалась буквально «на живую нитку». Ничего подобного по своей сложности я не мог себе представить. Накануне премьеры, после прогона, настроение было паршивое, складывалось ощущение полного провала, казалось, ничего уже не сможет поднять спектакль. И вдруг прошла премьера… И спектакль произошел... Этот фокус я не могу объяснить...  И вот от спектакля к спектаклю стала появляться уверенность, возникало взаимопонимание. Все чаще актеры стали понимать диалоги на иврите в деталях. А ведь в начале, отыгрывая мизансцены, мы несли тарабарщину, лишь приблизительно представляя себе смысл текста. Теперь произошел реальный контакт в слове».

Спектакль «Идиот» получил в Израиле театральный приз Меира Маргалита за 1993 год, а осенью 1994 года он был представлен на фестивале в Манчестере и включен в конкурс в категории «Лучший спектакль», а актер Исраэль (Саша) Демидов номинировался как «лучший актер».

 

3

 

В 1993 году театр ставит спектакль о Катастрофе «Адам – собачий сын» по роману Йорама Канюка (сценическая редакция А. Червинского).  В Израиле такая работа уже сама по себе нравственный поступок. Да к тому же она требовала от актеров величайшего напряжения, в том числе и физического. Спектакль о судьбе еврейского клоуна, пережившего Катастрофу, шел не в театральном зале, а на арене, под куполом цирка-шапито. Главную роль – не только драматическую, но и вполне цирковую — блестяще сыграл Игорь Миркубанов.

Международная премьера спектакля состоялась в июне 1993 года на фестивале в Вене и в августе 1993 года на фестивале в Базеле. Осенью 1994 года театр выехал с этой работой на трехнедельные гастроли по Германии, где спектакль был встречен с восторгом.

Перед показом реконструированного спектакля «Адам — собачий сын» на русском языке в Иерусалиме в 1994 году завлит театра Катя Сосонская рассказывала: «Этот спектакль мы сыграли на русском языке около года назад всего пять раз в ходе зарубежных гастролей. С тех пор мы ни разу не играли его по-русски. После “ивритской премьеры” в Израиле, по ходу дела, мы вносили некоторые постановочные изменения — они были связаны как с текстом, так и с композицией пьесы. Все это было вызвано лишь творческой необходимостью, а отнюдь не конъюнктурой. Поэтому сегодня у артистов, кроме путаницы с языком, происходит еще и смешение версий. Это очень непростой вопрос: за те 47 раз, что мы сыграли спектакль на иврите, у актеров выработались определенные рефлексы. Мало того, что в голову им лезут ивритские слова, так ведь еще и забыта сама структура “русского спектакля”. Таким образом, сейчас происходит обратный процесс, когда мы корректируем “ивритскую версию”, приспосабливая к русскому варианту. Ведь “русский” и “ивритский” спектакли отличаются друг от друга в принципе: у них разная ритмика, разные способы актерского существования.

Спектакль “Идиот” мы выпускали одновременно на русском и на иврите. Премьеру сыграли на иврите. И все-таки много спектаклей играли и по-русски. Таким образом, шло как бы параллельное движение. Здесь этого не было. А вот противоположный пример. Спектакль «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» мы выпустили на иврите лишь после того, как более ста раз сыграли его по-русски. Если вы увидите его сегодня, то обнаружите немалые изменения. И дело даже не в том, что в спектакль введен артист, коренной израильтянин, который играет Гильденстерна. Просто прошло три года, и какие-то вещи в пьесе изменились содержательно».

В 1993 году, после двух лет существования, «Гешер» был признан официально, и ему был присвоен статус «общественного театра».

 

4

 

Театр «Гешер», фактически задуманный еще в Москве, впервые приехал в российскую столицу осенью 2003 года спустя тринадцать лет после своего основания. За это время он завоевал любовь и признание израильских зрителей, исколесил весь мир, побывал в Австрии и Польше, Франции и Швейцарии, Англии и Германии, Латвии и Ирландии, Австралии, США, Канаде, и везде добивался неизменного успеха. И режиссер Евгений Арье, и актеры, особенно те, кто начинал свою карьеру в московских театрах, прекрасно понимали, что оказаться под пристальным вниманием столичной театральной элиты — шаг не только ответственный, но и рискованный: Англия и Америка далеко, а Россия — вот она, здесь коллеги, критики, родственники, друзья и враги...

Предстояло решить принципиальные вопросы. Какие спектакли везти в Москву? На каком языке играть? На какой площадке? Вопросы, и в самом деле, не праздные. Арье не скрывал, что хотел бы играть во МХАТа им. Чехова, в Камергерском: престиж, преемственность, ну и так далее. И этот вопрос был решен. Но дальше... Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: спектакль, сыгранный на иврите с синхронным переводом, — это что-то вроде «поцелуя через стекло». Но в то же время: как будет выглядеть израильский театр, играющий все спектакли на русском языке? Маргинальной эмигрантской труппой? Нужна точная пропорция. И она была найдена.

Театр привез в Москву три спектакля, два из них — давнишние, поставленные еще в 1996 году, и один новый, прошлогодний. По-русски решили играть только Бабеля.

Спектакль «Деревушка» по пьесе израильского драматурга Иехошуа Соболя в постановке Евгения Арье актеры сыграли уже около пятисот раз. Именно этот спектакль театр чаще всего возил на гастроли, умышленно или ненароком превратив его в свою «визитную карточку». И такое почетное место в репертуаре «Деревушка» занимает небезосновательно. На сцене жизнь маленького еврейского поселения в Палестине в героическую эпоху создания государства Израиль и начала Войны за независимость. Впрочем, героика этого тревожного времени находится за пределами сценического действия. Отголоски социальных бурь долетают до зрителя уже адаптированные сельским мальчишкой Йоси, его родственниками, друзьями и знакомыми. Все они, впрочем, давно покоятся на кладбище. Это спектакль-миф, спектакль — воспоминание о будущем...

Вторая мировая война, 1942 год. Руководство еврейского ишува разрабатывает план «Масада»: если части германской армии под командованием генерала Роммеля разобьют англичан и займут Палестину, евреи будут сражаться до последнего патрона, а затем совершат коллективное самоубийство на горе Кармель. Однако жизнь в деревушке идет своим чередом, обычная жизнь — с любовью и ревностью, свиданиями и разлуками, свадьбами и похоронами, песнями и молитвами. О Катастрофе восточно-европейского еврейства жители узнают от беженки из России Сони, родственницы заправской марксистки Леи, бабушки Иоси. Но все эти «отголоски внешнего мира», кажется, никогда не смогут помешать неспешному течению времени «маленького мира» поселенцев... Отчего же тогда так тревожно на душе? Почему, несмотря на провинциальную безмятежность происходящих событий, вас не покидает предчувствие большой беды? И беда, как водится, не замедлит явиться.

После раздела Палестины и провозглашения еврейского государства арабские страны начинают военные действия против Израиля. Араб Саид, торговец навозом, неплохо ладивший с поселенцами, покидает насиженные места и уходит «к своим». Старший брат Йоси, Ами, оставляет молодую жену и отправляется на фронт. Он погибает в первом же бою. Иоси остается один на кладбище, где похоронены его родные и близкие.

То, что было дальше, мы хорошо знаем... Театр показал нам «золотой век» палестинского ишува, предысторию кровавой трагедии, не исчерпанной и сегодня. И все-таки рядом со щемящим чувством тоски и печали теплится радостное волнение. Люди, некогда ушедшие в небытие, и сегодня остаются солью того клочка земли, которую мы называем Эрец Исраэль.

Сценография спектакля подчеркивает суровый колорит Земли Израиля, нелегкий быт поселенцев, сознающих свою особую причастность к этой трудной земле. Среди актерских работ выделяется роль Иоси, блистательно исполненная Исраэлем (Сашей) Демидовым: актер почти двухметрового роста очень выразительно перевоплощается в долговязого подростка, взирающего на мир восторженными детскими глазами.

 

5

 

 

 

Спектакль по роману нобелевского лауреата Исаака Башевиса Зингера «Раб» (инсценировка, постановка и сценография Е. Арье) переносит зрителя в Польшу середины XVII века к временам недоброй памяти Хмельничины. Еврей Яков, чудом спасшийся после резни, устроенной казаками в польском местечке Юзофове. становится рабом в одной из крестьянских семей. Он изгой, и граница между его жалким существованием и небытием почти неразличима. И все же Якова полюбила хозяйская дочь Ванда, бойкая паненка, благосклонности которой отчаянно домогаются местные женихи. Собственно, эта невозможная, фантастическая любовь верующего иудея-книжника и польской крестьянки становится основой развития фабулы спектакля. Выкупленный из рабства юзефовской еврейской общиной, Яков вновь возвращается к Ванде, чтобы вместе бежать куда глаза глядят. Они поселяются в местечке Пилица, но Ванда, для всех окружающих ставшая Саррой, вскоре умирает при родах. Любовь Якова и Сарры обрекла их на вселенское одиночество: они чужие всем — и евреям, и полякам. Под гнетом судьбы разламывается время. И только смерть через годы соединяет их...

Если угодно, можно считать этот спектакль притчей; он не лишен даже некоторой назидательности, которая, впрочем, не раздражает. Актерские откровения Исраэля Демидова (Яков) и Евгении Додиной (Ванда) почти магически воздействуют на зрителя. Неудобства, связанные с синхронным переводом текста, растворяются в напряженном ритме спектакля.

Третий и последний спектакль, представленный театром «Гешер» во время московских гастролей, — «Город (Одесские рассказы)» по произведениям Исаака Бабеля в постановке Евгения Арье — актеры играли по-русски. И вот тут, кажется, произошло чудо: вдруг между сценой и залом растаяла едва заметная на прежних спектаклях «пелена отчуждения», актеры, что называется, «оторвались» — их больше не сдерживали языковые путы... Они играли легко, весело, безудержно — именно так, как надо играть Бабеля. Только теперь можно было в полной мере оценить титаническую работу, которую всякий раз проделывают актеры, играя спектакли на языке, не ставшем основой их мышления в обыденной жизни.

Успеху спектакля, несомненно, способствовало феерическое появление на сцене одного из ведущих актеров «Гешера» Игоря Миркурбанова в роли Бени Крика, создавшего притягательный и вместе с тем отталкивающий образ еврейского гангстера начала прошлого века, коллегу и почти современника легендарного Аль Капоне. Чудесную, до слез трогательную историю рассказали Евгений Терлецкий и Наталья Войтулевич-Манор в новелле «Элия Исаакович и Маргарита Прокофьевна» — «одесском ремейке» зингеровского «Раба». Великолепно удались и большинство ролей «второго плана», особенно Фроим Грач (Е. Гамбург) и Тартаковский-старший (В. Халемский). Одной из вершин актерской работы предстала игра Евгении Додиной в труднейшей роли мальчика Бабеля в трагической, завершающей спектакль новелле «История моей голубятни». Органичность сценического существования актрисы, ненавязчивость используемых средств и в то же время эстетическая завершенность образа сделали эту работу маленьким шедевром.

Гастроли «Гешера» придали пряный средиземноморский аромат столичной театральной жизни в начале нового сезона. О театре говорили много и всерьез. Почти все уважающие себя газеты, все «культурные» радио- и телепрограммы отметились рецензиями, репортажами, интервью. Даже сердитый «МК» что-то пробурчал про «виртуозно проработанные характеры». Но главное, публика убедилась воочию: слухи о новом национальном театре Израиля, ходившие в столице уже лет десять, подтвердились замечательным образом. Более того, оказалось, что «Гешер» — не просто израильский театр, это настоящий еврейский театр — и по мировоззрению, и по репертуару, и даже отчасти по актерской манере, — причем начисто лишенный какой бы то ни было провинциальности. Оказалось, что еврейский театр может сегодня работать на европейском уровне.

 

6

 

Спектакль «Гешера» по книге Исаака Башевиса Зингера «Шоша», представленный в мае 2007 года в рамках ежегодного фестиваля «Черешневый лес», подарил москвичам ощущение праздника. По-летнему жаркое солнце, клумбы тюльпанов, пестрая толпа у театра «Современник» на Чистых прудах, бумажные кульки, которые, сворачивая прямо на глазах, наполняли черешней и протягивали всем желающим, — все это весенние богатство, казалось, было выставлено напоказ специально для нашего удовольствия. И это праздничное настроение лучше любого художника оттеняло великую драму о чудовищных утратах неправдоподобно глубокого провала недавней истории — Холокоста.

Впрочем, спектакль с подзаголовком «Cтранствия души» не оставляет гнетущего ощущения полного краха. Эта история не о войне, не об оккупации Польши, не о концлагерях, а о том, что, по словам режиссера Евгения Арье, было «накануне» и «после». Между этими двумя точками во времени разверзлась пропасть, «поглотившая целую цивилизацию — европейское еврейство». Действие из Польши переносится в Израиль — на прежнем месте ничего не осталось. Но и в предвоенной Варшаве жизнь может показаться безмятежной только совсем уж оторванному от реальности наблюдателю. Тревожное ожидание, разлитое в воздухе, игнорировать невозможно: какой бы тяжкой ситуация ни казалась тогда, с приходом нацистов она станет неизмеримо хуже. За столиками в кафе рядом с людьми уверенно чувствуют себя манекены (удачная находка режиссера) — наступает их время. Но даже самым прозорливым и в кошмарах не привидится, что через пять-шесть лет здесь останется только зияющая пустота. Разве что побывавшая в Америке актриса Бетти (Эфрат Бен-Цур) точно знает, что дни этой жизни сочтены.

…А через пропасть уже просматриваются контуры послевоенного Тель-Авива с выброшенными на средиземноморский берег осколками прежней цивилизации; искалеченные остатки варшавской богемы Хаймл (Александр Сендерович) и «Цуцик» (Алон Фридман) робкими тенями бродят по Обетованной земле. Кажется, это все, что осталось от прежней жизни, да еще вот глухая Геня (Светлана Демидова), новая жена Хаймла, — воплощенная боль концлагеря смерти. Но так уж получилось, что именно эти люди с истерзанными судьбами стали основой возрожденного Израиля. Как говорится, «чем богаты», — это все, что осталось от прошлого.

Спектакль «Шоша» — притча о выборе пути. Молодой литератор Аарон Грейдингер по прозвищу «Цуцик» должен принять правильное решение, сделав выбор между пятью разными предложениями, исходящими от женщин, которые любят его, каждая в соответствии со своим воспитанием, образованием, положением в обществе и образом жизни. Дора (Михаль Вайнберг) предлагает путь революционных потрясений, при котором человеческая жизнь теряет всякий смысл и цену, — путь изначально порочный, полностью дискредитированный временем и потому совершенно неприемлемый для Аарона. Селия (Рут Хайловски) олицетворяет покорность и смирение, что также заведомо неприемлемо: каждому нормальному человеку ясно, что отсидеться, пережить нацистский ужас не удастся никому. Текла (Ади Шалита), польская служанка, предлагает Аарону укрыться от опасности на хуторе своих родственников; план вполне рационален — кое-кому так действительно удалось выжить, но, похоже, именно его избыточная рациональность пугает Аарона. Бетти настойчиво зовет Аарона в Америку; это, конечно, самый разумный выход из создавшейся ситуации, — так действительно спаслись многие, беда в том, что, спасая свою жизнь, надо будет изменить себе и отказаться от своей любви. Шоша (Шири Гадни) может предложить только любовь — путь совершенно не рациональный, но единственно спасительный. Она умирает во время бегства на восток, поглощенная безжалостной стихией войны, самой своей судьбой сохраняя Аарона, передав ему эстафету жизни. Накалом страстей поистине шекспировского масштаба надежно маскируется назидательность темы и текста инсценировки. Исаак Башевис-Зингер говорит, что «книга не рассказывает о жизни польских евреев; это история исключительных персонажей в исключительных условиях». Спектакль Евгения Арье — это апология любви, бессмысленной и всепоглощающей.

Сценография спектакля Е. Арье и М. Краменко — разговор особый. На авансцене выброшенные на берег вещи, оставшиеся после кораблекрушения, обломки канувшего в бездну мира — разбросанные в беспорядке чемодан, менора, радиоприемник, кувшин, таз для умывания, детали одежды… Какие-то фрагменты этого мусора все еще валяются на тель-авивской барахолке, ими иногда даже можно воспользоваться по назначению, что время от времени и делают герои спектакля. В первом акте пространство сцены расчленено занавесом-задником на «до» и «после», «здесь» и «там», «мы» и «они». С помощью несложных технических ухищрений на этом «экране», ломая плоскость и создавая объемную перспективу, появляются дома и кварталы довоенной Варшавы, фотопортреты «героев эпохи», газетные полосы, театральные афиши, — все то, что называется «приметами времени». Во втором акте элементы декорации выстраиваются в некий маловразумительный «порядок» или даже «строй», создавая иллюзию поспешного бегства вещей вместе с людьми, — попытка систематизировать распавшееся пространство погибшего мира. Сценография для режиссера Арье всегда была самоценным компонентом, а вещь — героем спектакля.

Для зрителей, знакомых с творчеством «Гешера», спектакль «Шоша» стал знаком еще более глубокой эволюции театра на пути в израильское культурное пространство. За редким исключением (Л. Каневский, В. Халемский, Н. Гошева, еще несколько эпизодических ролей) в спектакле заняты «ивритоязычные» актеры, в основном молодые, без сомнения талантливые, принесшие на сцену иную, нероссийскую театральную ментальность — аромат и привкус ветров Средиземноморья и восточных пустынь…

 

***

Время шло. К великому горю ушли из жизни Григорий Лямпе (1925-1995), блестящий артист, начинавший еще у С. Михоэлса, Нелли Гошева (1935-2007), в прошлом актриса Ленкома, сыгравшая несколько сот ролей в спектаклях А. Эфроса и М. Захарова,  Евгений Гамбург (1947-2006), опытный мастер, триумфально исполнивший главную роль в спектакле по пьесе М. Булгакова «Мольер». Все чаще в труппу приходили молодые израильтяне, выпускники местных театральных школ. Вот уже много лет актеры работают на иврите, хотя и сегодня многие спектакли снабжены бегущей строкой на русском языке, и в театр до сих пор охотно идут новые репатрианты. Впрочем, по словам генерального директора «Гешера» Лены Крейндлиной, русскоязычные зрители сегодня составляю лишь около 30 процентов, остальные — коренные израильтяне.

Юбилейный, 25 сезон «гешеровцы» встретили новой премьерой «Я — Дон Кихот» по пьесе драматурга Рои Хена, причем это не сценическая адаптация романа Сервантеса, а совершено новое произведение «по мотивам», вроде тех, что создавал Григорий Горин. Но поскольку в труппе театра есть два замечательных актера, претендовавших на эту роль, решено было сделать два разных варианта спектакля с Исраэлем (Сашей) Демидовым и Дороном Тавори. Это не два состава, а два разных прочтения пьесы.

В чем же причина стойкого долголетнего успеха театра? Вероятно, в вечном поиск новых выразительных средств, доверии к молодежи, работе с произведениями, казалось бы, «не сценичными» и «малоперспективными» — постоянный эксперимент, без которого творческая стагнация была бы обеспечена.

И так — все впереди…  До настоящего юбилея придется одолеть еще четверть века.

2016