Доктор Рошаль: «Дети не должны страдать от безумства взрослых»
Наш собеседник Леонид Рошаль — доктор медицинский наук, профессор, руководитель клиники детской неотложной хирургии, председатель Международного комитета помощи детям при катастрофах и войнах. Его послужной список работы в экстремальных ситуациях поражает воображение: землетрясение в Армении, революция в Румынии, войны в Персидском заливе, Югославии, Нагорном Карабахе, землетрясения в Сан-Франциско, Египте, Японии, вона в Чечне и многое другое.
Леонид Михайлович, среди многих ваших почетных титулов и должностей звание «Детский доктор мира», неофициально присвоенное вам общественностью и прессой, наверное, самое дорогое для вас и, уж конечно, самое емкое к по смыслу и содержанию. А что стоит за этим определением?
Вот уже десять лет после землетрясения в Армении в 1988 году я занимаюсь проблемой медицинской помощи детям — жертвам войн и катастроф. Я работал в экстремальных ситуациях в разных странах и на разных континентах. Поэтому, наверное, люди посчитали, что я достоин этого, пусть и не официального, но почетного звания. Дело в том, что характер медицинской помощи детям при катастрофах и войнах существенно отличается от того, что необходимо взрослым. Ребенок часто погибает не потому, что ему помощь не оказана, а потому что помощь оказана неквалифицированно специалистами по «взрослым болезням». Некоторые администраторы и организаторы здравоохранения считают, что разницы здесь нет. Но это не так: я пропагандирую по всему миру идею, что помощь детям должна оказываться детскими врачами. Теперь, когда случаются катастрофические ситуации, на место происшествия вылетают не только «взрослые», но и детские специалисты.
Какие наиболее яркие события последнего десятилетия оставили след в вашей памяти?
Мне сложно что-то выделить особо, поскольку каждая ситуация уникальна. Хочу только заметить: я помогаю детям вне зависимости от их национальности, религиозной принадлежности и политических взглядов их родителей. Дети не должны страдать от безумства взрослых. Когда взрослые затевают свои политические игры, они думают о себе, но забывают о детях. А больше всего горя от их затей достается прежде всего детям. Еще во время армяно-азербайджанского конфликта я сделал фильм «Война глазами детей», который неоднократно демонстрировался по телевидению. Я показал, как дети относятся к этой войне. Обнаружилась удивительная разница между позициями взрослых и детей: детям война не нужна, они хотят вернуться домой к маме и папе, они ощущают войну как большое горе; а политики хотят победы — им наплевать на детей, на их страдания, на их кровь. Это во всем мире одинаково...
Но вы спросили о конкретном эпизоде... Я видел много крови — тяжелые ранения, оторванные конечности; я видел смерть, когда спасение умирающего было выше человеческих возможностей. Вот сейчас я с вами говорю, и, как в кадре, у меня перед глазами стоит холодная палата в больнице Урус-Мартана в Чечне. В этой палате лежит девочка лет двенадцати, закутанная в одеяло, в пальто, бледная, умирающая от открытого туберкулеза. Она лежала без всякой медицинской помощи — медикаментов не было. Как ни странно, мне вспомнился именно этот случай: не кровь, не увечья, но тем не менее очень характерная ситуация, в которую попадают дети из-за безумства взрослых. Это страшно...
В 1991 году во время войны в Персидском заливе вы оказались в Израиле. Что вас туда привело?
Во-первых, я интернационалист: может это характерно для евреев, не живущих в Израиле, а может быть, это вообще характерно для всех евреев. Да, я интернационалист — это слово теперь не в моде, а мне оно нравится. Для меня важно, что собой представляет человек, а не то, какой он национальности.
Во-вторых, я чувствовал себя евреем всю жизнь, а отнюдь не только во время войны в Персидском заливе. Еврей не может не чувствовать себя евреем. Если ты почему-либо не чувствуешь себя евреем, тебе об этом когда-нибудь непременно напомнят. Все равно принадлежность к еврейству так или иначе проходит фоном через жизнь каждого еврея. Даже если он становится по документам Ивановым Иваном Ивановичем, потом все равно обнаруживается, что этот Иванов — еврей.
Когда началась война в Заливе, ситуация долго оставалась неясной: сколько ракет будет сброшено на Израиль, что станет со страной, с ее населением, с детьми? Я решил, что в этот момент я должен быть там. У меня не было ни какого вызова или приглашения: но я пришел в израильское посольство и, после того как я представился там, мне буквально за полчаса оформили документы. Но у меня не было средств, чтобы т лететь туда. И тут я хочу отвлечься, чтобы сказать несколько теплых слов в адрес Иосифа Кобзона, который очень помог мне с финансированием моей поездки. Я считаю, что это замечательный человек — и в своем уникальном творчестве, и в своей твердой общественной позиции. В последнее время о нем очень много распространяют разных слухов, но мало кому известно, что многие годы он тянет на своих плечах два детских дома, полностью к обеспечивая их всем необходимым. Больше того, когда воспитанники покидают стены этих детских домов, он продолжает им помогать в дальнейшей жизни. Я об е этом должен сказать непременно.
Это был мой первый приезд в Израиль. Когда самолет подлетал к аэропорту Бен-Гурион, когда он пошел на посадку, когда он прикоснулся к земле, у меня стоял комок в горле, и я не мог поверить, что действительно оказался на родине своих предков. Меня очень тепло принял нынешний мэр Иерусалима Эхуд Ольмерт, который в те годы возглавлял израильское здравоохранение.
В чем заключалась ваша помощь израильским медикам?
Конкретной хирургической работы у меня не было, и слава Богу! Мое пребывание в Израиле имело, прежде всего, моральное значение для израильских детских врачей. Шел постоянный обмен мнениями, я старался передать все свои знания израильским специалистам. Если бы возникла необходимость, я, естественно, встал бы к операционному столу.
Какова ваша повседневная работа?
Я руководитель клиники детской неотложной хирургии НИИ педиатрии Российской Академии медицинских наук. Вместе с главным врачом Маей Бухрашвили я отвечаю за все, что происходит в этих стенах — и в научной, и в лечебной, и в информационной работе. Я здесь работаю уже двадцать лет. Наша клиника — небольшое, но очень важное для московского здравоохранения учреждение. Это единственная в Москве, в России
больница по оказанию неотложной хирургической помощи и лечению травм детей. Через наш стационар ежегодно проходят около восьми тысяч детей и еще около пятидесяти тысяч получают помощь амбулаторно. Больница бюджетная, в ней нет ни одного коммерческого подразделения. Мы лечим детей бесплатно.
Обычный рабочий день заканчивается в 11 часов вечера: с утра работаю в отделении реанимации — интенсивная терапия, операции, учеба персонала, затем научная работа — статьи, книги, выступления, международная деятельность. Казалось бы, работаю по заранее составленному плану, но при этом почему-то все время что-то случается неожиданное. Я никогда не беру билеты в театр заранее...
Хорошо, когда есть возможность попасть на спектакль, не готовясь к этому заблаговременно!
У меня много друзей среди деятелей искусства, среди них Башмет, Третьяков, Гергиев, Шнитке. Только что приезжал Борис Эйфман, он поставил новый спектакль «Мой Иерусалим». За сорок минут он сумел в танце показать историю человечества как взаимодействие разных культур. Эта идея, кажется, лежит на поверхности, но выразил он ее с помощью танца гениально. Спектакль кончается тем, что все — и христиане, и мусульмане, и иудеи — оказываются в одной лодке: мир един, и к этому человечество должно обязательно прийти!
Но это в будущем... А сегодня то и дело слышишь о кризисных ситуациях в различных областях народного хозяйства: в экономике, финансах, культуре. А как обстоит дело в здравоохранении, особенно, в детском?
Не лучше, чем везде. Здоровье населения — это не медицинская, а социальная проблема. Я боюсь революции... Как показал наш опыт, любая кардинальная перестройка общества вместе с некоторыми положительными сдвигами несете собой такие колоссальные потери, что и не знаешь уже, а стоило ли все это затевать. Сегодня на здравоохранение денег выделяют еще меньше, чем раньше, не более 60% того, что мы имели в 1985 году. Стала разрушаться сама структура здравоохранения. После шестилетней учебы в вузе зарплата молодого специалиста всего 340 рублей, младший научный сотрудник в НИИ зарабатывает 270 рублей, молодежь в медицину не идет. Мы рубим сук, на котором сидим,
Когда случаются стихийные бедствия, мы все дружно бросаемся ликвидировать их последствия, как-то находим ресурсы... А раковая опухоль развивается медленно, но это не значит, что спешить не следует. Мы уже имеем венерические заболевания у детей, которых мы раньше не знали, туберкулез, детскую наркоманию, различные психические расстройства. В некоторых регионах нет лекарств, чтобы лечить детей, потому что администрация выделенными на здравоохранение деньгами затыкает дыры в экономике. Нынешняя ситуация, к счастью, еще не полный «обвал», но завтра он точно будет, если мы не удесятерим усилия в защите детей.
«МЕГ», №21, 1998