Русская культура в Израиле: межкультурный конфликт или мирное сосуществование
Беседа с генеральным директором министерства абсорбции Израиля Борисом Мафциром
Борис Мафцир — известный в Израиле кинодокументалист. В СССР занимался подпольной сионистской деятельностью. В1970 годы был осужден в рамках «Самолетного дела». Вначале 70-х репатриировался в Израиль, где занимал высокие должности в государственных структурах. В 2003 – 2005 глава представительства Еврейского агентства (Сохнут) в России, Беларуси и странах Балтии.
Судя по всему, вы были едва ли не первым в России, кто стал всерьез заниматься проблемами еврейской культуры. Как это было?
Раньше это называлось «антисоветской сионистской деятельностью». Я действительно был одним из первых еврейских «самиздатчиков» после Шестидневной войны. Речь идет о совершенно наивном молодежном порыве. Группа ребят в возрасте до двадцати лет решила издавать еврейский сионистский сборник на русском языке. Сборник назывался «Итон», то есть «Газета». Это были просто фотографии с напечатанного текста. Мы сделали сто сорок экземпляров, которые быстро разошлись по стране. Одним из первых наших выпусков был также перевод романа Леона Юриса «Исход», а вот вчера я видел этот роман на прилавках Дома книги на Арбате в нескольких изданиях.
Можно ли говорить о том, что первые контакты русской и израильской культур начались уже в семидесятые годы?
Нельзя сказать, что семидесятые годы эти контакты наложили какой-то отпечаток на израильскую культуру. Ни о каком межкультурном конфликте в ту пору не могло быть и речи. Время было другое. 170 тысяч репатриантов, приезжая в Израиль, сливались с Израилем, подстраивались под Израиль, — они говорили на иврите. Дети репатриантов моего поколения даже дома не общались по-русски. Выходила единственная газета на русском языке — «Наша страна». Не было ни русского радиовещания, ни русских каналов телевидения. Не было никаких отношений с Советским Союзом, который находился за железным занавесом. Письма посылали с опаской. Телефонные звонки были редкостью. Репатрианты в 70-е годы прощались и уезжали навсегда. Если вы вглядитесь в фотографии проводов тех лет, то заметите это ощущение постоянной разлуки, разлуки на вечность.
Однако уже в семидесятые годы были заметны некоторые культурные проблески. Кое-что, кстати, сохранилось и до сих пор. До сих пор выходит журнал «Зеркало» Михаила Гробмана, журнал «22» Александра Воронеля. Некоторые журналы, такие как «Время и мы», переехали за океан. Михаил Калик сделал свой первый и, к сожалению, последний фильм. Приехали несколько режиссеров-документалистов, несколько художников, несколько писателей...
Стало быть, за прошедшие с тех пор десять лет ситуация изменилась кардинально?
Началась большая алия. В 90-м году приехали почти 200 тысяч репатриантов. А за три года — около 450 тысяч, за четыре года почти полмиллиона, а за десять лет более 900 тысяч.
В течение нескольких лет в Израиле появилось около 30 газет на русском языке, около дюжины журналов. С 1993 года стали работать два, а потом и три российских телевизионных канала. Начался громадный поток импорта русской культуры в Израиль. Причем на чисто коммерческой основе.
Израильское искусство получает субсидии от государства, и поэтому билет в израильский театр стоит, допустим, 70 шекелей. На спектакли Театра у Никитских ворот, гастроли которого прошли недавно в Израиле, стоимость билета составляла 150-200 шекелей, то есть полную коммерческую цену. Если на концерт израильских артистов, которые получают дотацию от государства, билет стоит 150 шекелей, то за билет на концерт Пугачевой, состоявшийся в середине марта, зрители платили 350 шекелей. Если прибавить сюда расходы на проезд и традиционные цветы, то получится, что семья готова потратить до 1000 шекелей за один вечер.
В 90-е годы приехали около 17 тысяч людей искусства... И все это должно перевариться в стране, где население составляет 6 миллионов человек брутто. Я подчеркиваю — брутто, потому что есть арабская культура, представляющая миллионное население, которая не имеет никакого отношения к еврейской культуре. Есть и культура ортодоксального населения, которая также не имеет ничего общего со светской израильской культурой. Поэтому, если говорить серьезно, речь идет о 4,5 миллионах. Это меньше Петербурга, половина Москвы. В такой тесноте отношения между культурами становятся проблемой.
Вы упомянули о межкультурном конфликте. А в чем его суть?
Когда мы говорим о противостоянии культур, мы прежде всего имеем в виду культуру словесную. Мы наблюдаем столкновение между гигантской русской культурой, которая традиционно видит себя как культура доминантная, с культурой маленькой, может быть, даже провинциальной страны где-то на Ближнем Востоке, которая, собственно говоря, только еще ищет свое место под солнцем. Я не говорю о том, что лучше, а что хуже, что выше, а что ниже, — это меня вообще не интересует.
Есть русские общины в США, в Германии, в Канаде, в других странах. Везде выпускаются газеты, журналы, книги, везде смотрят российское телевидение, везде гастролируют российские артисты. В Израиле есть русская культура, есть светская израильская, ортодоксальная, арабская... Стоит ли драматизировать ситуацию?
Израиль не такая страна, как все остальные. Заметьте, я представляю израильскую точку зрения. То, что выглядит совершенно естественно в Америке или Канаде, в Израиле выглядит совершенно иначе.
К 1993 году Россия из страны железного занавеса превращается в державу с открытыми границами. Она становится легитимной и в глазах Запада, и в глазах русской общины. Это уже не та культура, которой ты стыдишься и скрываешь свою принадлежность к ней от окружающих, как это было в 70-е годы. В 70-е роман Булгакова «Мастер и Маргарита» был впервые издан на иврите. Никто этого даже не заметил. Год назад роман издали на иврите повторно. Он был бестселлером номер один в течение многих недель.
Когда я говорю о слиянии, интеграции и взаимоотношениях двух культур, речь идет о культурах, которые имеют тесные параллельные контакты, во многом непропорциональные. С израильской точки зрения речь идет об общине, культура которой во многих своих параметрах находится вне пределов Израиля. В мировой практике нет ни одной исторической аналогии. То явление, с которым мы сталкиваемся сейчас, исключительно в своем роде. Русская культура в Израиле — это уже не явление эмиграции, не явление репатриации, это некая совершенно новая культурная мутация.
Есть ли какая-нибудь возможность изменить сложившуюся ситуацию?
Надо с чего-то начинать. Среди проектов, которыми я сейчас занимаюсь, есть один, с моей точки зрения весьма перспективный, который я условно называю «20 плюс 20». Это проект взаимных переводов литературных произведений. Мы хотим перевести с русского языка на иврит минимум двадцать книг, которые написаны в Израиле русскими репатриантами, и сделать это через коммерческие издательства, и параллельно перевести двадцать израильских произведений на русский язык, также по выбору коммерческих издательств. Это будет первый серьезный контакт между двумя культурами. До сих пор за исключением точечных контактов, вроде издания поэтической антологии параллельно на иврите и русском языке, ничего серьезного в области взаимодействия письменных культур не происходило. Это привело к тому, что спустя десять лет после начала громадного потока репатриации в израильской культуре сложилась напряженная ситуация…
«МЕГ» №13 2000