ИРОНИЯ ВОССТАНАВЛИВАЕТ ТО, ЧТО РАЗРУШИЛ ПАФОС
Виктор Шендерович о своей работе и немножечко о себе
Виктор, на протяжении нескольких лет вы еженедельно представляете публике свои сатирические программы — сначала «Куклы», затем и «Итого». Наверняка у вас есть какие-то секреты вашей многолетней продуктивной работы. Поделитесь с читателями технологией вашего творчества.
Пожалуйста... К вечеру вторника я начинаю активно читать газеты и смотреть телевизор. Желательно, чтобы в среду к полудню какие-то события уже произошли. Иногда случаются недели, небогатые на происшествия. Для страны это очень хорошо, поскольку никаких безобразий не происходит. А для меня это профессиональная катастрофа: мне приходится высасывать информацию из пальца, потому что в среду все равно надо писать сценарий программы «Итого». Но, как правило, к среде все же что-то случается: или президент вдруг сменит всю свою команду, или Скуратов неожиданно заявит, что коррупция в высших эшелонах у нас иногда встречается, или Дума станет разбираться с Чубайсом... Я всегда жду этого с нетерпением: думские дебаты почти наверняка подарят мне несколько хороших идей.
Так вы просто сидите у телевизора и просматриваете газеты?
У нас есть золотой человек Сережа Феоктистов — шеф-редактор программы «Итого», который практически живет с телетайпной лентой и телевизором. Это тяжелейшая работа: за вредность ему надо выписывать кефир, потому что он смотрит практически все телевизионные выпуски и постоянно следит за сообщениями в прессе. Ведь нас могут заинтересовать как сообщения на уровне президентского и думского официоза, так и информация о внешне малозаметных происшествиях. Например, недавно пришло сообщение о том, что в поселке Ленино Чугуевского района Приморья (помните: «По реке плывет баржа из села Чугуева...») строят линию электропередачи силами народной стройки, иными словами, собрались мужики и стали прорубать просеку, чтобы провести в поселок электричество, не рассчитывая на помощь государства. Любопытная информация, не правда ли?
Так постепенно складывается картина... Днем в среду мы обязательно должны озадачить поэта Игоря Иртеньева, дав ему тему. До четверга он должен написать соответствующее стихотворение. То же самое — и наш «психиатр», и все остальные. В среду вечером обычно складывается образ будущей программы. Когда у нас уже есть восемь или девять тем, мы собираемся вместе, чтобы решить, как они будут воплощены на экране. Это происходит в четверг утром. Режиссеру Елене Карцевой надо еще подобрать фрагменты из кинофильмов и хроники... В ночь со среды на четверг и с четверга на пятницу — мои рабочие смены в студии, в пятницу днем — запись, а в ночь на субботу — монтаж.
Если на следующей неделе сценарий «Кукол» пишу не я, то у меня наступают выходные, и мне наконец удается выспаться. Если выясняется, что я должен писать сценарий, то график заметно уплотняется. Озвучение «Кукол» начинается во вторник вечером, поэтому я сразу же начинаю работать над программой, чтобы вовремя сдать «Куклы» и тут же приступить к «Итого».
Значит, на «Куклы» вы тратите не более двух дней?
В каком-то смысле «Куклы» даются мне легче — нет такой жесткой зависимости от информационного поля. Эта программа не требует десяти информационных поводов, как «Итого». Там мы не можем рассуждать подолгу: программа идет двадцать минут, каждый сюжет не должен превышать двух минут. Наш стиль — короткая реакция на события. Значит, таких событии должно быть не менее восьми — десяти на программу. А в «Куклах» вполне достаточно одного-двух событий, которые нужно превратить в маленькую пьесу. Это уже совершенно другие условия игры.
Допустим, Дума приняла решение о восстановлении памятника Дзержинскому и тут же одновременно отмечается юбилей Солженицына... Этих двух событий вполне достаточно, чтобы написать сценарий «Второй день Ивана Денисовича», где речь идет о том, как Солженицыну преподнесли на день рождения подарок... в виде «железного Феликса».
Поразительно, как все «просто». А ведь кажется, что для решения подобных головоломок требуется особое, перевернутое, что ли, устройство головы.
Так это ведь сама жизнь совместила эти два события. Тут просто надо отступить на шаг, внимательно посмотреть на информационное поле и понять, что с чем рифмуется. Сам по себе каждый факт просто фактом и останется, а совмещение этих фактов вдруг дает яркую юмористическую окраску и того, и другого события. Скажем, мужики из поселка Ленино Чугуевского района прокладывают для себя линию электропередачи... И тут проходит информация: в Сан-Франциско ночью вырубилось электричество... Попробуйте теперь эти два факта связать вместе и вы получите нечто новое: а может, наши мужики что-то там закоротили? Юмор очень часто возникает от простого стыка образов.
Помимо авторского текста в программе «Итого» есть ведь еще и вполне конкретная работа в кадре. Как вам удается справиться и с этим?
Это для меня самое легкое. Все-таки по своей первой специальности я театральный режиссер... Мы нашли образ, который условно называем «на голубом глазу», насколько у меня может быть «голубой глаз», разумеется. С моей точки зрения, главная удача программы «Итого» в точно найденной позиции ведущего. Это не представитель интересов тех или иных политических сил, той или иной банковской группы. Это не ОРТ, не «Московия» и даже не НТВ, где всякий раз есть свои финансовые или политические интересы. Это Иванушка-дурачок, точнее, Абрамушка-дурачок, как вам больше нравится. Это человек, для которого политика не является некой высокоумной затеей или хитрой игрой. Политика отражается в нем непосредственно, она бьет его по голове. Он анализирует то или иное событие, учитывая только один критерий: что мне от этого будет. Я нормальный человек, обыватель, я здесь живу... Что мне будет от того, что президент поменял свою команду, что мне будет от того, что они там в Думе поругались или договорились? Я пытаюсь искать логику событий, но поскольку чаще всего в России она обратная, то отсюда и рождается юмор. Я все время стремлюсь найти хорошее в том. что происходит вокруг. Я говорю: все замечательно! Вот они войну развязали — чудесно... Своровали — прекрасно... Приходится находить парадоксальные ходы, чтобы все это якобы оправдать... Я понимаю, что это очень серьезное оружие, я отдаю себе в этом отчет. Я помню слова Бабеля: «Убей их иронией!»
Когда Явлинский говорит, что правительстве коррупция, он обязан представить доказательства, он должен отвечать за свои слова. А когда я говорю, что коррупции у нас нет, что все это делается от большой любви к людям, ради заботы о человеке, вы начинаете смеяться. Тут никаких доказательств не требуется.
Разумеется, за всем этим стоит и мое собственное отношение. Иногда из меня начинает лезть пафос, и тогда режиссер и шеф-редактор меня строго останавливают. Я не имею права вставать в боевую стойку и вещать вечные истины. Мое дело — ирония, и ни в коем случае — не поучения. Ежи Лец сказал, что ирония восстанавливает то, что разрушил пафос.
И что же конкретно восстанавливает ваша ирония?
Наша ирония восстанавливает нормальную систему координат. Мы ничего не разрушаем. Мы только напоминаем ИМ — нашим персонажам, — что они живут в перевернутом мире. Они почему-то считают себя барами, царями-батюшками, в то время во как они всего лишь наемная рабочая сила. Их выбрали на наши деньги, они спят на нашем диване и едят наш хлеб. Им надо об этом напоминать. И наша ирония базируется на нормальном народном здравом смысле, на том же самом, что не позволяет оттяпать себе палец топором, когда ты рубишь дрова.
По-моему, такая ирония всегда была свойством хорошего анекдота… Почему, на ваш
взгляд, сегодня почти начисто исчезли стоящие политические анекдоты?
Они не исчезли, просто они стали реже появляться. Многие вещи теперь можно говорить открыто, без иносказания. Анекдот — как подземная река: наружу не выпускают, так они прокладывают русло в земле. Просто анекдоты видоизменились: ушло «армянское радио», ушел «Рабинович» , ушел «чукча», появился новый социальный тип — «новые русские». Анекдоты про «новых русских» — это политические анекдоты. Блестящая серия!
Про Ельцина анекдотов мало. Я знаю только один прекрасный анекдот... Нищая старушка просит Ельцина: «Подай, сынок, Бога ради...» — «Бабуля, как же я подам? У меня нет с собой ни ракетки, ни мяча...» Вот так, припечатали, и все.
Странное дело: в недавние перестроечные времена на радио и телевидении, в журналах и газетах мелькали лица и имена целой армии штатных и внештатных острословов. Куда они делись? Что с ними сталось? Переквалифицировались в управдомы?
Конец восьмидесятых — начало девяностых и вправду было временем абсолютно благодатным для юмористов: рухнула та запретная плотина, которая сдерживала наши эмоции. Все стало можно. Впервые за семьдесят лет мы смеялись в открытую. Поэтому смех выходил у нас несколько истеричным — мы отсмеивались не только за себя, но и за наших отцов и дедов...
Что же касается качества юмора, то это всегда было дифференцированно. Всегда были Жванецкий, Городинский и еще несколько имен. И всегда были люди, которые рассказывали чужие пошловатые анекдоты. Уровень всегда был разным. Просто готовность общества к смеху была огромной. Стоило только сказать со сцены слово «Гдлян», как люди начинали нервно смеяться... Как это так: во время концерта можно было в ироническом контексте помянуть КПСС, а человека немедленно не брали под руки и не уводили за кулисы! Это было смешно. Это был нервный, радостный, возбужденный смех...
А когда выяснилось, что все можно говорить, на первый план вышло качество. А с качеством у нас в стране всегда было плоховато... Юмор — вещь штучная. Да, есть Жванецкий, да, был Гоголь, но мелькали и мелькают множество имярек, для которых сатира — это очередной способ заколачивания бабок и которые к литературе никакого отношения не имеют. Не только к литературе, но и к совести. А юмор — вещь совестливая. Бессовестного смеха не бывает. Избиение слабого, топтание, кусание того, кто поближе, подтрунивание над сантехником — это все беспомощно и, в конечном счете, не смешно. Русский юмор — вещь нравственная. Бенни Хилл тут не приживется. Да и размазанный по заднице или по лицу торт здесь как-то не вызывает эмоций даже у самого что ни на есть массового зрителя. Все-таки в средней школе Гоголя-то проходят все, это как-то откладывается.
И под занавес несколько слов о себе…
Сорок лет. Москвич. Из семьи служащих: отец — инженер. По специальности режиссер, педагог по сценическому движению. Преподавал в ГИТИСе и Щукинском училище. Сейчас на вольных хлебах. Жена, дочка. Женат единожды... Все довольно банально, никаких сенсаций. Ну вот, боюсь, вашим читателям сразу станет скучно...
«МЕГ» №48, 1998