Леонид Гомберг
Поиск по сайту...
Леонид Гомберг
Леонид Гомберг

 

ПРАГМАТИЗМ И ИЛЛЮЗИЯ

Феномен Путина в контексте действительности

 

 

СОН РАЗУМА

Человек, занимающий ныне пост президента России, Владимир Путин, был приведен к власти путем целенаправленных и умелых действий «группы лиц» из так называемой «семьи Ельцина», команды предпринимателей, политтехнологов и журналистов, которые хотели обеспечить преемственность Ельцинского правления, во всяком случае, плавный переход от олигархического псевдолиберализма к псевдолиберализму автократическому. Выплывшая из недр кремлевских кабинетов доктрина «укрепления вертикали власти» призвана обосновать эти действия теоретически. Идеологическое прикрытие должны были обеспечить вопли и стоны определенной части общества о необходимости «твердой руки» - простертой над народом длани спасителя отечества. Венцом таких действий стала беспрецедентная пиар-акция, в результате которой мало кому известный офицер спецслужб, сделавший головокружительную карьеру сперва в Санкт-Петербурге, а затем и в Москве, оказался на вершине российской властной пирамиды.

Впрочем, это всего лишь схема, и как всякая схема, она очень мало помогает понять суть вопроса: почему именно он, Путин, оказался «избранником судеб»? Какие такие свойства личности этого внешне неяркого, «застегнутого» человека позволили ему стать воплощением народных чаяний, и даже сегодня после всех катаклизмов и катастроф августа 2000-го все еще сохранять приличный рейтинг народного доверия?

Отвечая на этот вопрос, необходимо помнить, что, уже начиная с 1985 года, все действия власти, сперва поддержанные общественным мнением, принятые большинством и утвержденные на самом высоком уровне, в последствии всегда приводили к противоположному результату, чем тот, что был изначально «запрограммирован». Дело не в том, хорош был этот результат или плох, важно, что он никак не соответствовал первоначально объявленным целям. Перестройка Горбачева, размежевание суррогатных государств, ваучерная приватизация, ельцинские «реформы» – даже если все эти «этапы большого пути» и имели хоть какие-то положительные последствия, то достигнуты они всегда были вопреки естественному ходу событий и никак не вытекали из исходных предпосылок. В результате всех этих процессов было осуществлено иллюзорное общественное устройство, базирующееся на искаженном сознании толпы: страна с вполне европейскими ценами, где зарплата в 50 долларов является приемлемой, а в 200 долларов – почти не достижимой мечтой. Разве не ясно, что при такой ситуации все разговоры о свободе слова, о демократии, о правах человека, так или иначе, остаются демагогической болтовней? О каких «правах» может идти речь, если средняя зарплата работающего человека существенно ниже официального прожиточного минимума? Нищета работника (подчеркиваю: не бомжа, не безработного, а именно систематически работающего) – это и есть вопиющее нарушение всех прав и свобод. Но виртуальное общественное сознание диктует соответствующий образ действий: реальный выход из положения просто не интересен; важен поиск виновного во всех его традиционных ипостасях – Америка, НАТО, МВФ вовне, кавказцы, евреи, олигархи внутри. Общество, на словах провозгласившее приоритет прав своих граждан, в очередной раз оказывается в демагогических сетях иллюзии.

Самый очевидный выход из сложившейся ситуации – и в то же время очередная иллюзия – построение рыночной экономики при авторитарном режиме управления страной. Южнокорейский, китайский, чилийский и другие социально-экономические призраки будоражат воображение российской элиты под одобрительные возгласы зачумленной толпы. Надежным свидетельством начала подготовки к «великому скачку» служит привлечение Путиным к управлению страной команды, костяк которой составляют ультралиберальные экономисты вкупе с работниками спецслужб.

Для того чтобы наглядно представить себе, как выглядит очередная иллюзия в ее натуральном виде, полезно обратиться к широко разрекламированной книге «От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным», в которой будущий президент (книга издана в ходе предвыборной кампании) в беседах с журналистами формулирует свое кредо «современного понимания»:

«Откуда вы на все это деньги возьмете?»

«А вы знаете, не так много и нужно. Это не проблема денег. Это та же проблема понимания».

«Ну и сколько бы вы платили, например, молодым специалистам, с учетом понимания?»

«Скажем, на Западе им платят порядка пяти тысяч долларов. А если мы заплатим, условно говоря, две тысячи долларов?.. И, прикинув, могу сказать, что тогда подавляющее большинство никуда не поедет. Жить в среде своего родного языка, среди близких, родных, знакомых, в своей стране получать немного выше, чем другие, - это даже выгоднее».      

Оставим в стороне все «привходящие» обстоятельства: исследовательскую базу, произвол чиновников, бытовые условия жизни, буквально выталкивающие специалистов «за кордон»; согласимся: жить в своей среде лучше. Допустим. Но как прикажете понять вот это: «две тысячи долларов» и «немного выше, чем другие». Какие «другие»? Средняя зарплата в стране даже по официальным данным еще далеко не достигла докризисного уровня (август 1998-го), которая, в свою очередь, составляла около 150 долларов. Чтобы фраза Путина приобрела хоть какой-то осязательный смысл, надо предположить, что средний российский гражданин будет получать… (сколько? немного ниже…) ну пусть полторы тысячи долларов, т.е. в десять раз больше, чем до «августовского кризиса» и раз в пятнадцать больше, чем теперь.

Собеседники Путина недоумевают: мол, откуда деньги?

Путин: «Деньги есть, только утекают сквозь пальцы. Пока не будет сильного государства мы так и будем зависеть от чьего-то стратегического запаса». Сильное государство – это хорошо, конечно. Но не возвращаемся ли мы опять к давнему спору: что было раньше – курица или яичко? Эффективная экономика создает сильное государство, или сильное государство – эффективную экономику?

Сон разума рождает чудовищ… Сон политического разума – это социальная иллюзия.

При поверхностном взгляде на вещи представляется вполне очевидным, что скорейший путь от тоталитаризма к демократии проходит через «просвещенный авторитаризм», якобы сдерживающий охлократические тенденции в обществе, всплеск которых во всей красе мы наблюдали, например, осенью 1993 года.

Почему-то однако во время своей избирательной кампании «сильный авторитарист» Путин с помощью разнузданных пиар-акций постоянно прибегал к таким способам воздействия на «электорат», которые провоцировали именно охлократическую реакцию. И это выглядело естественным и даже разумным. Хрестоматийный призыв «мочить боевиков в сортире» - факт из того же ряда. Власть вступила в сделку с толпой, еще даже окончательно не обретя своего властного статуса. И она оказалась бы очень наивной, если бы решила, что толпа не потребует от нее уплаты по счетам. Толпа готова терпеть унизительные поездки на рынок в дальний конец города за третьесортными продуктами, но при этом она должна быть уверена, что Гусинский или другой «олигарх» может в любой момент оказаться на нарах в Бутырке. Ее устроит даже не равенство, которое само по себе безнравственно, но и его суррогат в виде причастности к восстановлению социальной справедливости.

Болея за «свой» народ, Путин, судя по всему, с помощью кремлевских пиар-стратегов постарается оседлать кентавра «твердой руки» и «либеральной экономики», нелепо топочущего по дорожке авторитарного «прагматического» произвола, обрамленной охлократическим кюветом социальной иллюзии.

 

ПОБЕДИВШИЙ ФАНТОМ

Самой важной и самой убедительной, а главное, самой наглядной заслугой Путина считается ликвидация коммунистического движения как влиятельной политической силы, его вытеснение на обочину социальной системы. Это случилось в течение нескольких дней, соответствующих финальному акту избирательной кампании в государственную думу. Российская действительность построена таким образом, что ее непременным атрибутом, заменяющим все нормальные стороны общественной жизни, является телевидение. Если некую социальную единицу, человека или политическое движение, перестать показывать по нескольким центральным каналам, то она как бы перестает существовать вовсе. А поскольку по всем каналам показывают одно и то же, а чаще всего заседания этой самой госдумы, то становится понятно, по каким признакам судят россияне о состоянии дел на политической сцене.

Подумать только, всего несколько лет назад мы всерьез трепетали перед возможным приходом к власти коммунистов, мы панически боялись «реванша», не понимая того, что сами «реваншисты» участвуют в борьбе за власть ради возможности политического и экономического торга. А сегодня, наблюдая по красным датам календаря за «оппозиционными» демонстрациями и пикетами, испытываешь разве что бесконечную жалость к этой охмуренной толпе стариков, многократно преданных и растоптанных во имя лживых идеалов и неуемных амбиций их и не их «вождей».

В одночасье вместо грозных революционеров и народных мстителей перед нами предстали жалкие попрошайки, клянчущие у каких-то непонятных людей с оловянными глазами, ставшими вдруг нашими депутатами от «пропрезидентского блока», портфели и кресла в теплых думских кабинетах. Путину удалось не просто «раздавить гидру», он сумел перехватить знамя этого диковинного пресмыкающегося. Но здесь опять-таки кроется серьезная опасность: кажется, что ни ему самому, ни его команде не всегда понятно, как этим знаменем распорядиться. Казалось бы, ничто не мешает забросить это перепачканное кровью полотнище в дальний угол чулана или вовсе снести на свалку. Ни тут-то было, оно нет-нет да и выглянет из-за спин путинской когорты, пусть зачехленное, но всегда готовое вновь взвиться и реять.

Несомненность этой победы породила еще одно затруднение. Беда и Путина, и коммунистов заключается в том, что, утратив господствующие позиции в общественно-политической жизни, «побежденная сторона» органически не способна трансформироваться в конструктивную оппозицию. Коммунисты, то есть КПРФ и другие прокоммунистические группы, не смогли и никогда не смогут стать нормальной социал-демократической партией. А роль пугала, единственно оставшаяся им напоследок, отнюдь не способствует никакой положительной работе, разве что употреблению по прямому назначению в огороде, что мы сегодня и наблюдаем. С этой стороны Путину не приходится ждать ни союзников, ни серьезных оппонентов.

«Правые», объединившиеся перед парламентскими выборами в Союз правых сил, завоевали пристойное количество голосов избирателей только благодаря тому, что им в ходе предвыборной кампании удалось примоститься на запятках путинской кареты. Удачливый и циничный Чубайс точно рассчитал маневр. Но, завоевав себе место, пусть скромное, у кормила (от слова «корм»?), «правым» непременно следовало дистанцироваться от Путина. А иначе как бы они оставались «правой оппозицией»? С «яблочниками» еще проще: за них голосовали именно те, кто Путину не доверял с самого начала.

Трагедия российской политической элиты, представляющей интересы активных слоев общества, так называемого среднего класса, обусловлена отсутствием этого класса как такового в реальной общественной жизни. Средний класс – не что иное, как очередная мифологема, искусственно созданная до финансового катаклизма августа 1998-го, и умершая вместе с развитием кризисных процессов. Все социальные группы, в нормальном обществе составляющие его средний слой, - учителя, врачи, творческая интеллигенция, представители некрупного бизнеса – либо влачат нищенское существование, либо насквозь криминализированы. Поэтому-то СПС пришлось перед выборами в пожарном порядке включать в свой лексикон элементы национально-патриотической риторики, а «Яблоко» вообще с трудом преодолело пятипроцентный электоральный барьер. Если коммунисты в принципе могли бы ориентироваться на значительную социальную базу, но не имеют для этого ни перспективы, ни, следовательно, политической воли, то либералы, имея перспективу, лишены социальной базы, а, следовательно, и воли. А что такое оппозиция без социальной базы? Политический клуб с благими намерениями его членов.

Наверно, для полноты картины нужно было бы упомянуть и блок ОВР («Отечество» – «Вся Россия»), но, по-моему, здесь и так все ясно. «Движение», изначально созданное как организация крупных чиновников, не конструктивно по определению, поскольку кроме лоббистских интересов отдельных финансовых групп за ним ничего не стоит и стоять не может. В широком общественном спектре эти «парламентарии» никого, за исключением самих себя и своих хозяев, не представляют. Не удивительно, что еще не избравшись, движение уже стало анахронизмом.

Таким образом, в силу определенных объективных обстоятельств Путин оказался лишенным всякой оппозиции, представляющей хоть какие-нибудь серьезные общественные интересы.

Не лучше обстоит дело и с соратниками, призванными стать его политическими единомышленниками. Поскольку с самого начала было ясно, что без сильной политической поддержки Путину не обойтись, а взять ее было неоткуда, кремлевскими прагматиками было задумано, срежиссировано и разыграно блистательное пиар-шоу, в результате которого значительная часть избирателей проголосовала буквально за… никого.

Поражает точное попадание прагматиков в совершенно иллюзорную цель. В самом деле, что мешало взять за основу «новой политической силы» какую-нибудь уже существующую квазипартию или группировку, например, ЛДПР, которая с веселым цинизмом приняла и одобрила бы любую программу, «спущенную» из Кремля. Далее запустив пропагандистскую машину, нетрудно в течение пары недель создать новый облик «старых» вождей и самого движения, сделав все это хозяйство несколько более респектабельным и приемлемым для употребления в свете поставленных задач. Но, во-первых, тот же Жириновский нужен власти именно таким, каков он есть сегодня: слишком много средств вбухано за десять лет в его имидж. А во-вторых… Жириновский – вот он, перед вами, как живой стоит вместе со своим «папой-юристом», его потрогать можно, весь из себя такой материальный, как и его соратники по политическому бизнес-шоу, хоть и неприглядные, но примелькавшиеся.

Кремлевские умники гениально сообразили, что стране с виртуальной общественно-экономической системой нужен очередной фантом, только он и может оказаться тем самым яичком, которое дорого именно к пасхальному дню. Ну, что-то вроде потустороннего мира, о котором мы не имеем никаких точных сведений, и потому каждый придает ему тот смысл, который сам хочет придать, наделяет теми свойствами, которые отражают собственное содержание, т. е. фактически моделирует по своему облику и подобию, нисколько не заботясь об уяснении действительной сути предмета. Так и здесь: только не существующий в действительности, абсолютно ирреальный фантом мог оказаться столь притягательным, поскольку каждый совершенно произвольно наделял его свойствами, выбранными по своему собственному усмотрению. Чтобы как-то направить воображение, публике были предъявлены три символические фигуры, ассоциирующиеся с абстрактной физической и духовной мощью, этакие былинные чудо-богатыри, противостоящие денежному мешку, иноземным силачам и даже природной стихии. Вот это сочетание опереточной конкретности и сказочной иллюзорности, столь характерное для популярных в народе лубочных картинок, определило беспрецедентную победу на выборах. Фантом победил и был преподнесен Путину в качестве новой политической силы. Вся эта чертовщина именовалась здоровым прагматизмом. Путин оказался хозяином и, одновременно, заложником великой социальной иллюзии под названием пропрезиденсткая государственная дума.

 

 

ЗАБЫТЫЕ УРОКИ 

Самой серьезной неудачей Владимира Путина представляется неспособность разрешить чеченский кризис. Собственно начало новой чеченской кампании в августе прошлого года стало основой его последнего по времени карьерного взлета. Именно в ту пору впервые всерьез заговорили о «твердой руке». Поскольку чеченские вооруженные формирования фактически сами напали на территорию соседней республики, Дагестана, то впервые за все время чеченского кризиса их с полным правом можно было назвать агрессорами, посягнувшими на чужую территорию.

Вот что рассказывал в те дни на страницах «Международной Еврейской газеты» известный военный эксперт Павел Фельгенгауэр: «События на Кавказе – это прямой результат серьезной военной слабости России. В чеченском руководстве есть достаточно сильная группа во главе с Басаевым, которая считает, что у Чечни есть сегодня уникальный шанс навязать Росси войну и выиграть ее. Им это представляется вполне реальным: как минимум, захватить Дагестан и выйти к морю, получив таким образом свою долю нефтяных запасов каспийского шельфа, максимум – вытеснить Россию с Северного Кавказа и образовать там исламскую горскую республику между Черным и Каспийским морями… Дело идет к тому, что Россия может потерпеть очень серьезное военное и политическое поражение». Одним словом, проблема не шуточная.

Однако ничего подобного не случилось: Путин принял вызов. Вместо «паркетных генералов» времен прошлой чеченской войны, вроде карикатурного Барсукова, на телеэкранах появились какие-то приемлемые для общественности лица военных. Черный сентябрь прошлого года, унесший сотни жизней в результате террористических актов в Москве, Буйнакске и Волгодонске, подтвердил правильность военных и политических решений властей. Последовали первые победы. Российские войска разбили сепаратистов в Дагестане, а потом вышли на рубеж Терека. Иногда казалось, что дело благополучно идет к развязке. Рейтинг Путина рос, как на дрожжах. Но после громких побед «военной фазы операции» наступило многомесячное похмелье партизанской войны с ее «малыми» потерями, бесконечными и непредсказуемыми терактами, засадами на горных дорогах и непрекращающимися «комментариями» генерала со слишком значащей фамилией Манилов, которого все, тем не менее, называют «Ноздрев». Его появление на телеэкране всегда сопровождалось нервной дрожью и холодным потом многомиллионной аудитории, как при приближении вестника смерти. Как говорится, ежу стало понятно, что война эта растянется на долгие годы, вероятно, в обозримом будущем она вообще не будет (и не может?) иметь прагматически результативного конца.

Так в чем причины стратегического «прокола» российской федеральной власти? Они, как представляется, просты: полное незнание истории, непонимание ее естественных закономерностей и неумение извлекать даже ее очевидных уроков. Казалось бы, и школьнику старших классов должно быть ясно, что российская война на Кавказе – это реальный перманентный процесс, имеющий в своей основе многовековую традицию и даже своеобразную логику. Так называемое замирение горцев в стратегическом плане всегда было явлением временным. Противостояние же началось, вероятно, с началом экспансионистской имперской политики, а то и еще раньше – с похода Святослава на Хазарский каганат. Война, длившаяся несколько столетий, не может закончиться по мановению волшебной палочки кремлевских стратегов, пусть даже сопровождаемому массированной артподготовкой и бомбежкой с воздуха. Эксперты и наблюдатели не устают повторять: кавказская проблема не имеет военного решения. Боюсь, что в реальной исторической перспективе она не имеет также и мирного решения. Дело в том, что Кавказ – это сегодня еще и одна из точек глобального противостояния иудео-христианской и мусульманской цивилизаций, один из самых наболевших узлов этого противостояния. Если говорить всерьез, то именно в этом противостоянии заключена самая реальная опасность для постиндустриального человечества после Второй Мировой войны.

«Ведь по существу, что такое сегодняшняя ситуация на Северном Кавказе и в Чечне, - размышляет Владимир Путин в уже известной нам книге «От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным». – Это продолжение развала СССР. Ясно же, что когда-то это надо останавливать. Да, какое-то время я надеялся, что с ростом экономики и развитием демократических институтов этот процесс будет заторможен. Но жизнь и практика показали, что этого не происходит». Эти наивные слова хорошо показывают уровень понимания кавказской проблемы российским политическим истеблишментом. В полуторатысячелетнем споре восточной и западной культур Путин, видите ли, надеялся на рост экономики и развитие демократии, которые, кстати сказать, в России никак не растут и не развиваются! Перед нами очередная глубочайшая иллюзия, сродни той, что высказывал в свое время другой крупный кремлевский стратег, говоря о победоносной кавказской войне силами одного десантного полка в течение двух часов или двух суток, уже не помню. Где-то он сейчас, этот нагловатый и лихой герой-«афганец», рассуждающий о глобальном противостоянии, словно речь идет об отчаянной драке в подворотне? Конечно, это ведь совсем непросто: выстраивать долгосрочную перспективу сложнейшего процесса межнациональных и межконфессиональных взаимоотношений с многомиллионным мусульманским миром. Дело это долгое, хлопотное, в одну-две президентские каденции не уложишься…

А пока очередная иллюзия прагматического решения уже привела к тысячам жертв, и бесславный конец такой политики предсказуем и даже очевиден.     

 

 

НАШ ЧЕЛОВЕК В КРЕМЛЕ                

Сразу после своего избрания президентом Владимир Путин встретился с писателями в Русском ПЕН-центре в Москве. Я на встрече не был, но знаю, что на большинство собравшихся там литераторов, людей, как правило, искушенных, он произвел благоприятное впечатление. «Он – человек нашего круга», - сказал мне после встречи писатель и хирург Юлий Крелин, один из тех, кого на мякине не проведешь.

«Нашего круга, наш человек, нашенский мужик» – я думаю, что нечто подобное могли бы сказать о Путине многие. И действительно говорят: бывшие диссиденты и нынешние чекисты, либералы и коммунисты, артисты и домохозяйки, предприниматели и пенсионеры, «патриоты» и «космополиты», антисемиты и евреи. В своих выступлениях, высказываниях и оговорках он умеет всем и каждому послать некий доверительный сигнал: «я свой», раздать, как говорится, всем сестрам по серьгам, чтобы никто не оказался в накладе. Он, например, может принять в Кремле в числе других литераторов известного «коммуно-патриотического» погромщика Проханова, сказав ему при этом несколько теплых одобрительных слов, а буквально через несколько дней выступить на открытии синагоги и опять-таки произнести что-то такое обнадеживающее и доверительное. И те, и другие с восторженным придыханием или изумленным удовлетворением свидетельствуют: «он – наш».  Все это, видимо, с точки зрения его советников, укладывается в понятие «прагматизм». Для иллюстрации этой забавной тактики приведу несколько выписок из «Международной Еврейской газеты», выходящей в Москве, настолько красноречивых, что комментарии, по-моему, излишни.

Николай Кондратенко, губернатор Краснодарского края: «Сегодня мы предупреждаем эту грязную космополитическую братию – ваше место в Израиле и Америке. Мы, русские, никогда не приходили в чужой дом с мечом. Это вы пришли к нам с грязным забралом… Мы никому не желаем зла – уходите подобру-поздорову! Подальше от греха!»

Владимир Путин в беседе с журналистами: «Взгляды Николая Игнатовича не совсем обычны, но каждый имеет право на свое мнение».         

Владимир Путин, при награждении орденом Мужества директора Еврейского центра искусств в Москве Леопольда Каймовского, оказавшего сопротивление террористу-антисемиту: «Нужно сделать все возможное, чтобы евреи не уезжали из России. Нам нужно, чтобы евреи сегодня приезжали в Россию, а не уезжали из нее».

Такие примеры нетрудно множить до бесконечности.

В книге «От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным» журналисты задают «собеседнику» вопрос:

«Что, по-вашему, нужно в первую очередь стране? Главное?

«Точно и ясно определить цели. И не вскользь говорить об этом. Эти цели должны стать понятными и доступными каждому. Как Кодекс строителя коммунизма».

«И что напишите в первой строке этого кодекса?»

«Моральные ценности».

Откровенно, даже слишком. Стоит ли уточнять, о каких конкретно моральных ценностях идет речь? Этого журналисты, составители книги, не делают: вопрос может оказаться неудобным для будущего президента. Ведь сказано же для непонятливых: «кодекс строителя коммунизма». А какой был «кодекс» у «строителя»? Моральный. Попробовать завести разговор о так называемой общечеловеческой морали в пиаровской книжице как-то несолидно. Не поймут заказчики.

С санкт-петербургским губернатором Яковлевым после провала Собчака на выборах 1996 года у Путина, что называется, личные счеты. После публично брошенного питерскому градоначальнику сочного эпитета «иуда», после скупой мужской слезы на похоронах своего бывшего патрона, затравленного по указанию новой питерской власти, всем стало ясно: Яковлев, со всех сторон обвиняемый в коррупции, на своем месте долго не засидится. Но вот пришли очередные губернаторские выборы. И тут выяснилось, что самые серьезные претенденты из путинской команды «московских питерцев» оказались не способными преодолеть высокую рейтинговую планку, предложенную действующим губернатором. И что же Путин? А ничего особенно: просто поддержал (ну, фактически поддержал!) «иуду», которого вдова Собчака Людмила Нарусова только что не вытолкала с похорон.

Все понятно: политическая реальность, прагматическая целесообразность… Понятно также, что мораль никогда не числилась среди первых добродетелей политика. Но ведь Путина никто за язык не тянул. Раз он во всеуслышанье заявил, что стране «в первую очередь» нужна мораль, и при этом сослался на известный «кодекс», стало быть, мы имеем все основания полагать, что речь идет именно о «революционной морали»: морально, то, что в данный момент полезно.

Если подобной «моралью» предполагается снабдить российское общество, то, право же, особенно стараться не стоит: чего-чего, а такого добра у нас за последние сто лет скопилось в избытке. Что же касается морали, утверждающей примат общечеловеческих ценностей, - а не каких-либо других: клановых, государственных, национальных, конфессиональных и т.д. - записанной на скрижалях завета, а не в партийных документах, то ее, как известно, не возможно провозгласить декретом и записать в кодексе. Мораль (без всяких сопутствующих эпитетов) воспитывается в обществе в ходе его многовекового развития и требует, к сожалению, великого числа жертв ее адептов. Эта истина банальна, но, как видим, в России она не усвоена даже президентом.

 

Минувший август по уже устоявшейся в последние годы российской традиции преподнес Владимиру Путину такие «сюрпризы», которые, похоже, оказались не по плечу даже ему. К взрывам в городах, время от времени уносящим человеческие жизни, как не горько об этом говорить, россияне понемногу привыкли. С годами выработался некий ритуал, включающий в себя непременные заклинания властей, обещающих «покарать убийц», расклейку многочисленных предупреждений об «осторожном обращении со случайно обнаруженными предметами» и фотороботов, всегда изображающих подобие «лиц кавказской национальности», а также особенно рьяный произвол милиции, впрочем, «понятный» и уже давно никого не раздражающий, кроме нескольких крикливых журналистов, по привычке талдычащих о правах человека. Все это вскоре будет «спущено на тормозах», войдет в обычную колею, народ успокоится и вновь переполошится только в очередную годовщину трагедии или, не дай Бог, в связи с новыми страшными событиями, когда вновь будет запущен механизм ритуала. Правоохранительные органы объявят, что все подозреваемые в совершении преступления известны следствию, что некоторые из них пойманы и скоро предстанут перед судом; большинство же злоумышленников находятся вне сферы их досягаемости – в Чечне или на территории иностранных государств, но поиски будут продолжены до «победного конца». Самое ужасное, что отработанная схема этого ритуала уже стала рутинной, и никаких перемен, даже в деталях, казалось, не стоило ожидать в обозримом будущем.

Но вот история с гибелью подводной лодки «Курск» все перевернула с ног на голову, именно благодаря тому, что не укладывалась в сложившуюся систему. Погибших никто не видел, стало быть, их как бы и нет; некоторые высокопоставленные чиновники своими ушами слышали отчетливый мерный звук, доносящийся с морских глубин. Но ведь и живых тоже нет. Так что же делать – спасать или объявлять траур? Спасать сложно и дорого. Объявлять траур – по кому? Вице-премьер лично слышал «мерный звук»!

И Путин растерялся. Он не сообразил, что в эти дни и часы не следует слушать своих кремлевских советников. Вообще никого не нужно слушать. А главное не нужно перед истерзанным обществом, перед обезумевшими от горя, но все еще надеющимися на чудо родственниками подводников выставлять привыкших к ритуальному вранью чиновников и военачальников. Не стоило запускать пропагандистскую машину. Не стоило играть никакой заведомо навязанной ритуалом роли. Нужно было просто (просто?) поставить себя на место потерявших все на свете жен, матерей, отцов. Вместе с ними предаться естественному человеческому горю. Тогда верное решение пришло бы непременно.

Но именно этого-то и не произошло. Неожиданно для себя страна увидела растерянного человека, казалось, полностью зависимого от своего кремлевского окружения, от ритуала прагматических догм иллюзорного сознания толпы распавшейся, отжившей свое империи. Даже месяц спустя после первых известий о трагедии на вопрос американского журналиста: «что же случилось с подводной лодкой?», Путин ответил с невнятной блуждающей улыбкой: «она затонула…». Как будто бы речь шла о нелепом финале заурядного романа, не рассчитанного, нежданного, отчужденного, непонятно зачем нас потревожившего.

 

Я далек от того, чтобы навязывать читателям какие-либо выводы: это не входит в мои намерения, ибо представленный текст –  всего лишь небольшой этюд, а не социально-психологическое исследование. Поэтому я ограничился несколькими кажущимися мне важными идеями, поясняющими соотношение прагматического и иллюзорного в личности, а следовательно, и в деятельности нынешнего российского президента. В заключении я просто хотел бы в очередной раз вернуться к весьма поучительной книжке «От первого лица» и привести слова самого Владимира Путина. Без всяких комментариев.  

«…Книги и фильмы типа «Щит и меч» сделали свое дело. Больше всего меня поражало, как малыми силами, буквально силами одного человека, можно достичь того, чего не могли сделать целые армии».

Далее.

«Кто из политических лидеров вам интересен?»

«Наполеон Бонапарт. (Смеется)»

 

 

2001