Я делюсь с читателями своими маленькими открытиями

27 февраля этого (2008) года писателю Леониду Гомбергу исполняется 60. Читатель знаком, прежде всего, с его книгой «Война и Мир Юрия Левитанского (1997) и бытийно-историческими книгами «От Эдена до Вавилона» (2001) и «Дорога на Ханаан» (2005). Его научно-просветительские произведения о Торе и по мотивам Торы помогают в обретении знаний — откуда Мы, во имя Чье и для Чего. Эти книги выступают невольным современным свидетельством тому, что евреи — по Замыслу — люди Книги.

Сегодня Леонид Гомберг — заместитель главного редактора газеты «Информпространство». В канун его юбилейной даты с ним беседует главный редактор этого издания, культуролог и публицист Евгений Бень.

Е.Б. В судьбе прозаиков 60 лет — совсем не срок. Многие известные, выдающиеся произведения мировой культуры были созданы писателями на седьмом или даже восьмом десятке. До того, как полтора десятка лет назад ты стал бытийным или духовным писателем, тебе довелось освоить много разных профессий: у тебя за плечами

преподавательская стезя, работа по организации внешкольного досуга молодежи и даже ведущего дискотеки (диск-жокея). А уже в 1990-е и 2000-е ты отдал дань и общественной деятельности, работая в «Сохнуте».   

Л.Г. Ты не назвал еще одно дело, которым я занимался довольно долго. Это режиссура. Я руководил молодежным театром и даже учился в Щукинском училище на режиссерском факультете. Это было в конце семидесятых годов. А с начала восьмидесятых я руководил «шоу-клубом», как мы это тогда называли. Но, в конце концов, я всегда считал себя литератором. Закончил филфак МГУ им. Ломоносова. Правда, после окончания вуза до того, когда я всерьез начал писать, прошло немало времени — почти 20 лет…

Е.Б. Вероятно, будучи педагогом, кроме номинальной работы, ты занимался становлением личности ребенка? Я знаю, что есть люди, которым уже далеко за сорок, и они продолжают считать тебя своим учителем, наставником…

Л.Г. Я.работал в команде с замечательными педагогами, которые и сегодня составляют костяк Дворца творчества детей и молодежи Восточного округа Москвы. Среди них — Е. Б. Штейнберг, О. А. Роганова, Н. А. Сидорова, Т. В. Варваричева, мои молодые коллеги Андрей Белкин, Дима Матюшин и другие. Я усваивал ценности, следуя за своими старшими товарищами. Смысл моей педагогической работы можно определить несколькими словами: помогать окружающим людям, нести им радость с помощью, например, театра, поэтических и шоу-программ, дискотек. Ребята, с которыми я прежде работал, сейчас уже взрослые люди, до сих пор помнят меня — мы встречаемся, кто-то пишет мне письма, кто-то звонит. 

Е.Б. Ты уехал в Израиль не в 1970-е годы, когда люди бежали от последствий нарушения прав человека, от антисемитизма, а совсем в другой период — в разгар еще не захлебнувшейся перестройки, на волне российской надежды. Был ли это какой-то идейный, внутренний поворот?

Л.Г. Никакого особенного поворота не было. Когда я отправился в Израиль, абсолютно не знал, что меня там ждет. Мои друзья и знакомые, которые там уже побывали, не сумели дать мне адекватной информации. А ту объективную информацию, которую я получал, не брал в расчет. Как и всякий наивный российский интеллигент, я ехал в Израиль поднимать культуру тамошнего населения — создать театр, культурный центр. Конечно, речь шла о русской культуре, о еврейской традиции я тогда только слышал. Буквально в первые дни стало ясно, что моим планам не суждено сбыться. Пришлось начинать жить, как и всем другим репатриантам. И вот тут-то произошел некий сдвиг. Но он не был одномоментным, — я очень трудно шел к пониманию тех истин, которые мне сегодня представляются очевидными.

Е.Б. Я бы сказал, что это парадокс периода перестройки. Я помню, как приехал в Израиль в командировку от журнала «Наше наследие» в полной уверенности, что там недостаточно широко осведомлены о русской культуре. Было такое перестроечное донкихотское представление, что Израиль — страна, где русские евреи, являясь евреями экзистенциальном понимании, остаются русскими людьми в своей общественной детерминанте. Но даже находясь в Израиле несколько недель и общаясь с людьми, приходит понимание (тогда оно почему-то казалось разочарованием), что Израиль — это не страна для русской культуры.

Есть ли среди твоих учеников люди, которые сейчас читают твои книги и связывают того человека, который занимался воспитанием молодого поколения, с нынешним автором серьезных исторических книг?  

Л.Г. Окружающим не просто связать меня прошлого и настоящего. Я уже говорил, что одномоментного переворота у меня не было. Но протяженное мучительное осознание новых для меня истин — было. Этот «переход» длился около десяти лет, в течение 90-х годов. Что касается моих учеников, то да — такие люди есть. Мои ученики, с которыми я общаюсь сегодня, с удовольствием читают мои книги, но тот путь, который я проделал, понимают далеко не всегда. Есть мои ученики и в Израиле, многие вещи им подчас более понятны, чем москвичам. Может быть, следует говорить о возрождении некого национального чувства, особого менталитета человека с еврейской историей.

Е.Б. Я полагаю, у евреев нет национального чувства в привычном обиходном понимании, но есть ощущение историко-культурной общности, которое сопряжено с ощущением рода — близкого к народу. Расхожее национальное чувство не характерно для еврейского миросозерцания. Национальное чувство близко чувству землячества: некто той же национальности, что и я, объединился со мной, и мы образуем некую замкнутую структуру. Поэтому мы по определению должны друг другу помогать. Быть же евреем — это родовая и народная боль, переплавка культурных ценностей через эту боль, через это состояние рода и народа. Проще говоря, место француза во Франции, место азербайджанца в Азербайджане, а место Израиля — там, где евреи, точнее там, где есть миньян. Согласен ли ты с такой точкой зрения?

Л.Г. Не совсем. Без Эрец Исраэль еврей — неполный. Все-таки место еврея в Израиле, хотя бы уже потому, что в противном случае он просто не сможет выполнить многие из заповедей Всевышнего, поскольку их соблюдение связано с Эрец Исраэль. Еврей во всей полноте может выразиться только на Земле Обетованной. Но есть и обратная связь: нельзя забывать о диаспоральном сознании евреев, поскольку во все века Израиль (и народ, и землю) формировали люди, пришедшие из диаспоры: Авраам пришел из страны Шумера и Аккада, Моше — из Египта, Эзра и Нехемия — из Вавилонии, халуцим начала XX века — из Восточной Европы. Народ Израиля всегда воссоздавался людьми, пришедшими из диаспоры. В этом сложная духовная, диалектическая связь еврейского галута и Эрец Исраэль.

Е.Б. Об этом ты и пишешь в своих книгах «От Эдена до Вавилона» и «Дорога на Ханаан»?  

Л.Г. Да, это одна из тем. А главная задача — поделиться своими маленькими открытиями — откуда мы все произошли, куда идем… Ведь, как ни странно, светским людям Тора до сих пор мало известна — кто-то что-то читал, кто-то что-то слышал; необходим серьезный разговор, понятный для всех.

Е.Б. Как зародилась идея написать эти книги?

Л.Г. Лет десять назад, работая в «Международной Еврейской газете», я написал несколько статей о некоторых библейских событиях, которые особенно сильно меня потрясли: о Каине, Потопе, Вавилонской башне… Меня поддержал Николай Пропирный, в ту пору главный редактор «МЕГ».  Как говорится, лиха беда начало. Возникла идея объединить все эти тексты под одной обложкой. Между прочим, в книгу «От Эдена до Вавилона» вошли не только тексты, имеющие отношение к Торе. В разделе «За поворотом истории» я собрал материалы о других сущностных фигурах и идеях, связанных с иудейской цивилизацией — Мартине Бубере и Отто Вейнингере; о еврейском взгляде на деятельность рабби Иешуа из Назарета, более известного под греческим именем Иисус; о хазарском каганате и многом другом. Потом мне показалось естественным попытаться воссоздать жизнь первого патриарха Авраама в современном контексте и понятных терминах. Книги построены не только на материалах Пятикнижия, но и околобиблейских источников — аггадических рассказов, апокрифических книг, современных и древних комментариях. Я хочу продолжить эту работу. В газете «Информпространство» уже опубликованы несколько статей, которые возможно войдут в мою будущую книгу. Это мои размышления о проблемах соотношения времени и пространства в книге Бытия. Но пока до этого еще далеко.

Е.Б. Твоя каждодневная журналистская и редакторская работа, конечно, не способствует систематическому труду над книгами…

Два любимых героя твоей литературной эссеистики — Юрий Левитанский и Дина Рубина. Левитанский, один из крупнейший поэтов советской эпохи, оказал на тебя большое влияние; Дина Рубина, известный израильский писатель, вызывает твой интерес сегодня.

Что их объединяет?

Л.Г. После ухода из жизни Юрия Давидовича я написал небольшую книгу «Война и Мир Юрия Левитанского» буквально на одном дыхании. Прошло 10 лет, и теперь у меня есть намеренье собрать серьезную книгу с материалами, которые скопились за это время. Творчество Рубиной также нуждается в тщательном осмыслении в большом очерке.

Я не думаю, что Левитанского и Рубину что-то связывает, кроме огромного таланта. Их вообще сложно сопоставлять. Между прочим, несколько лет назад я попросил Дину Рубину написать статью к очередному юбилею Левитанского для газеты «Вестник ЕАР», в которой она в то время работала главным редактором. Она ее написала — смысл статьи такой: как я не встретилась с Юрием Левитанским. Очень интересная и изящная вещь, — из тех, какие мастерски пишет Рубина.

Е.Б. Совсем скоро тебе исполнится 60 лет. Что ты будешь делать сразу после юбилея?

Л.Г. Не исключаю, что пенсионный фонд все-таки назначит мне пенсию. Однако никаких других перемен я не предполагаю. Думаю, что на следующий день после дня рождения я пойду работать над очередным номером газеты «Информпространство»…

Е.Б. Главное, что хочу тебе пожелать — крепкого здоровья. Потому что несомненно все остальное приложится. Все осуществиться обязательно — и замыслы исторических писаний, и литературной эссеистики. И новые удачи в журналистском ремесле.

Беседу вел Евгений Бень

Сокращенный вариант интервью опубликован в газете «Еврейские новости»  № 4, 2008 

{jcomments off}