Библейская история Леонида Гомберга

Интервью к юбилею

Леонид Гомберг — человек в литературной среде известный, вскоре он отметит семидесятилетний юбилей. Российский и израильский писатель, журналист, филолог, литературовед, сегодня он живет в Москве и продолжает радовать нас незаурядным творчеством.

Расскажите о себе. Детство, юность, родители… Самые яркие воспоминания из детства…

Я москвич. Родился на улице Дурова. Детство мое прошло в районе, полностью сметенном с лица земли в конце 70-х годов в ходе строительства спорткомплекса «Олимпийский» у станции метро «Проспект Мира». Мои родители тоже родились в Москве, причем примерно в том же районе. Самотека, улицы Дурова, Мещанская, Троицкая, Лаврские переулки — для меня не пустой звук. Мой отец, Гомберг Ефим Авраамович, — фронтовик, инвалид войны, получивший ранение в правую руку, работал в торговле. Мама, Гомберг (урожденная Чудновская) Майя Зиновьевна, была бухгалтером. Поскольку родители работали, я часто проводил время с дедом и бабушкой.
Сегодня я помню немногое из своей детской жизни: походы в Уголок Дурова и зоопарк, матчи с участием «Спартака», которые обычно открывали футбольный сезон в начале мая, побег нашего класса в полном составе на Красную площадь встречать Юрия Гагарина… Но главное — Москву 50-60-х годов, вот это действительно очень интересная тема, которой, к сожалению, все недосуг заняться!

Учился я плохо, примерным поведением не отличался, после 8-го класса меня исключили из французской спецшколы №2 и перевели в 9-й класс школы №279 (сейчас имени А.Т. Твардовского). Это была несомненная удача: там сложился замечательный коллектив друзей, который существует и до сих пор. В 2016 году мы отметили 50-летие окончания школы, а также 90-летие нашей учительницы русского языка и литературы Инны Иосифовны Корэ. С ней и еще с ее всегдашней подругой, учительницей химии Региной Семеновной Мамлиной, мы также дружим по сей день. Фактически они рядом со мной почти всю мою жизнь!

Где вы учились, какое получили образование?

Я учился в МГУ, на филологическом факультете (отделение русского языка и литературы). Значит, по образованию я (как написано в моем дипломе) филолог, преподаватель русского языка и литературы. Если брать уже, я литературовед, а еще уже — историк русской критики. Защищал диплом по творчеству великого русского критика Д.И. Писарева. Именно интерес к этой неоднозначной фигуре привел меня в университет. Впрочем, примерно с третьего курса я всерьез увлекся философией, готовился к поступлению в аспирантуру по кафедре философии гуманитарных факультетов МГУ. Занимался я французским экзистенциализмом. Слава Б-гу, хватило ума вовремя остановиться, ибо философия тогда была небезопасной наукой. Всем более или менее приличным людям рано или поздно надоедало постоянно повторять: этот недопонял, тот извратил, а этот исказил… «Единственно верным» тогда считалось только одно учение — ортодоксальный марксизм-ленинизм.

Расскажите об эпохе, в которой вы росли?

Это сделать не так-то просто, поскольку я рос в нескольких последовательно сменявших друг друга эпохах. Я хорошо помню похороны Сталина. Мне было тогда пять лет. Потом наступила «оттепель», и я хорошо помню реакцию моих родителей и их друзей на решения XX съезда партии: не знаю, чего там было больше — изумления или радости. Пришло время хрущевской реакции: я помню разгром выставки в Манеже. Это уже третья историческая эпоха. Потом Хрущева сняли, еще через четыре года танками подавили восстание в Праге. Наступил так называемый застой — четвертая историческая эпоха на моем тогда еще не долгом веку. Он длился довольно долго. Я окончил университет, отслужил в армии, пошел работать, как тогда говорили, в народное образование…

Кто вы сегодня?

Я профессиональный писатель. Под словом «профессиональный» не подразумеваю ничего возвышенного. Просто после 1992 года все мои заработки приносил мне только журналистский и писательский труд. Это смысл моей жизни. С 1994 года я член Союза писателей Москвы. С регалиями, званиями и наградами — дело плохо. Конечно, с советского времени у меня хранится целая стопка грамот за «примерный, самоотверженный и еще какой-то там труд». Но это все.

Cталкивались ли вы в детстве с проявлением антисемитизма? Когда вы узнали о своей национальности?

О своей национальности я знал с детства, сначала из детсадовских прибауток: «Сколько время? Два еврея»; потом из еврейских анекдотов, которые часто рассказывали в семье; уже в школе — из веселых разухабистых частушек, типа: «А отец моих идей Карл Маркс — и тот еврей». Я рано понимал, что я ДРУГОЙ национальности, но трагедии из этого не делал. Гораздо позже, во время службы в армии в Калининграде, рядом со мной служили ребята почти всех советских национальностей: конечно, русские и украинцы, но также эстонцы, литовцы и латыши («прибалты»), армяне и азербайджанцы («кавказцы»), узбеки, таджики, киргизы. Ну, все буквально. Помню клички «хохол», «армян», «чухонец», помню — «чурка». А вот «жид» — не помню. Может, за глаза говорили? Вряд ли. В армии все вылезает наружу.
Конечно, т.н. государственный антисемитизм в мою биографию свою строчку вписал…
Я восемь лет учился во французской спецшколе — тогда в Москве было всего три спецшколы — первая (английская), вторая (французская) и третья (немецкая), — язык знал неплохо. Вот и решил поступать в Институт иностранных языков им. Мориса Тореза на переводческий факультет. В этом вузе работала подруга моей мамы, и ее, естественно, попросили «составить протекцию». После короткой «разведки боем» мамина подруга появилась у нас расстроенная и сообщила, что из этой затеи ничего не выйдет. На этот курс уже берут одного еврея, сына важного деятеля той поры, а второго еврея взять невозможно по причине жесткой «процентной нормы». Мне практически официально сообщили, что если я буду поступать на педагогический факультет того же вуза (с весьма туманными перспективами распределения), то поступлю на сто процентов. Но я в молодости бы довольно упертым юношей (потом это прошло), и попер все-таки на переводческий. Результат предсказать нетрудно. Мне даже точно сказали, как на экзамене по французскому языку меня будут засыпать, и я подготовился, но мне все равно поставили «четыре» — это был плохой знак. Вообще-то я тогда неплохо подготовился по гуманитарным дисциплинам, все сдал на «хорошо» и «отлично». Но по истории мне просто поставили «два», чтобы не заморачиваться. Сказали, что я что-то там исказил, извратил…
К счастью, я еще успел подать документы в МГУ и легко поступил на филфак. Как-то я потом не сильно переживал. И даже написал рассказ, куда вошел этот эпизод — «Не видеть Парижа и умереть».

Вы репатриировались в Израиль в 1991 году. В настоящее время живёте в Москве. Почему вы вернулись? Как было в Израиле, быстро ли выучили иврит?

Мы уехали в сентябре, сразу после известных августовских событий 91-го. Мы — это команда из восьми человек. Семья Коганов — Миша, Наташа и их дочь Соня; семья Фиреров – Олег, художник из Красноярска, его жена Валя и двое дочерей; и я — «одиночка», которому осточертела нищая московская жизнь. Мы хотели организовать в Израиле культурный центр, строили наполеоновские планы, которые уже на следующий день после приезда казались нам безумной фантазией. Но что-то же надо было делать! От ужаса перед неизвестностью я сел за стол и принялся за то, что хоть как-то умел: начал выводить слова на бумаге. Я и раньше пописывал, но редко, от случая к случаю, писал рассказы, даже переводил стихи с французского… Иногда что-то публиковал. Но все это так, с ленцой, зарабатывал да другой работе: воспитателем в интернате, учителем в школе, методистом, а потом и завотделом художественного воспитания в районном Доме пионеров. Параллельно руководил молодежным театром и досуговым клубом, в перестройку даже вел дискотеки. А в Израиле написал статью с не слишком оригинальным названием «Мы вас не ждали?» — именно так, с вопросительным знаком. Показывал всем знакомым и бегал по редакциям… Удивительно, но некоторые серьезные и занятые люди отнеслись к моим писаниям вполне серьезно. Среди них известные журналисты Лиора Ган и Марк Котлярский, Алла Никитина, радактировавшая тогда сохнутовский журнал «Сабра», философ и литератор из Москвы Исаак Савранский и даже председатель Федерации союзов писателей Израиля Эфраим Баух. В итоге я попал к Виктору Топаллеру, крутому журналюге из русскоязычной тель-авивской газеты «Новости недели». Статью приняли и сказали: «Неси еще!» Следующий мой опус назывался «Одиночка» и повествовал о людях, приехавших Израиль без семей, т.е. о себе самом. Неожиданно взяли еще. Я начал приносить статьи каждую неделю, стал писать рассказы — все это печатали не только в «Новостях недели», но и в некоторых журналах. Меня стали читать, и одно время мое имя было даже на слуху у некоторой части русскоязычной публики.
С ивритом сразу не задалось… Непросто выучить язык, целый день работая над русским текстом и шляясь по редакциям, где все говорят только по-русски. Это ошибка, не советую повторять ее новым репатриантам. На первых порах иврит важнее заработка и даже литературного успеха! Отсутствие языка — отсутствие перспективы!
Но я собрал сборник рассказов, его приняли к изданию. Летом я вступил в Союз русскоязычных писателей Израиля. Общение с израильскими писателями привело меня к мысли о необходимости издать литературный альманах — российско-израильский… Тогда это было еще новшеством. Идея всем нравилась, но надо же было где-то отыскать средства! Я поехал в Москву, где знакомых у меня все же было больше, чем в Израиле. И я не ошибся: мой давний знакомый предприниматель И.К., мультимиллионер в 24 года, ученик моего старого друга, согласился принять участие в этой безумной затее.
В Москве я встретился с некоторыми известными деятелями литературы и просто «полезными» людьми. Собралась команда творческих людей, профессионалов. В результате в рамках проекта вышли в свет три номера альманаха, в которых участвовали известные писатели «с той и другой стороны». Но не только: вышли еще два приложения: книги «Меж двух небес» Юрия Левитанского и «Позавчера и сегодня» Льва Разгона. Отличное начало. Но потом дело застопорилось. У И.К. возникли проблемы с тогдашней московской властью. Ему стало не до меня и моих планов. Я его понимаю. Он сделал очень много для нас. Но в итоге я оказался у «разбитого корыта»: ни работы, ни денег, ни новых идей…
Около года я пребывал в поиске. Но в Израиль вернуться не решился. Прошло уже слишком много времени. Я не видел там для себя никаких возможностей и перспектив. И остался в России. Это была моя очередная ошибка.

Расскажите про вашу работу в журнале «Алеф». Давно ли там пишете, какую рубрику ведете, расскажите про дружбу с Ларой Токарь.

В международный еврейский журнал «Алеф» я пишу давно. Это журнал-ветеран, он начал выходить еще в 80-е годы. Любопытно, что, живя в Израиле в начале 90-х, я напечатал статьи в нескольких 400-х номерах, а сегодня я получил №1079. В Москве журнал выходит с начала 2000-х, и я начал работать едва ли не с первых московских номеров. Веду рубрику под названием «Вопросы литературы». Это рецензии на книги израильских писателей, а также и россиян, пишущих на еврейские темы. Или же просто по каким-то причинам интересных нашим читателям. Пишу также о юбилеях писателей, оставивших свой след в литературе. Ну и о многом другом понемногу…
К работе в журнале меня привлекала Лариса Токарь, главный редактор с первых дней жизни «Алефа» в Москве; мы с ней знакомы с середины 90-х годов. Вообще Лариса — мой добрый ангел. Когда после закрытия проекта «российско-израильского альманаха» я уныло ходил по редакциям, пытаясь пристроить свои материалы, она взяла у меня интервью для Международной еврейской газеты, которой в то время руководил Танкред Голенпольский. Она привела меня в газету и познакомила с Танкредом Григорьевичем. В МЕГ я проработал несколько лет: сперва в журнале «Русский еврей», а потом и ответственным секретарем самой газеты. Но прошло время. По ряду причин я ушел из МЕГ и снова ходил в поисках работы. Лариса Токарь стала редактором газеты Вестник Еврейского агентства в России (ВЕАР), которым руководил Феликс Дектор, а потом Дина Рубина. Именно они из заштатной ведомственной газетенки сделали весьма популярное издание, выходившее тиражом около тридцати тысяч экземпляров. При Декторе я начал публиковать там свои материалы. И именно Лариса предложила Дине Рубиной взять меня на постоянную работу в «Сохнут». Дина согласилась, — мы были знакомы еще по Израилю. Так я стал координатором московского отделения ЕАР по рекламе и информации и, разумеется, корреспондентом газеты «Вестник». Ну и, наконец, по инициативе Ларисы вот уже более 15 лет я — автор «Алефа». Лариса Токарь — один из очень-очень немногих редакторов еврейского сектора российской прессы, кому удается держать издание в течение долгих лет, создав жизнеспособный творческий коллектив авторов.

В какие еще издания сейчас пишете?

В прошлом я много печатался в ведущих литературных и политических журналах: «Новое время», «Знамя», «Литературное обозрение», «Слово-Word» (США), «Время и мы» (США), «Слово писателя» (Израиль), в «Иерусалимском журнале» (Израиль) и других. Но сейчас у меня несколько иные задачи. До сих пор являюсь постоянным автором журнала «Знание-Сила», того самого, известного еще с советских времен. Именно там я публикую статьи по интересующей меня в последние годы теме — библейской истории и археологии.

Есть ли у вас дети, сколько им лет, где они учатся? Из кого состоит ваша нынешняя семья?

У меня есть сын и внук. Сын уже не учится, внук еще не учится. Впрочем, внук — ему уже шесть лет — кажется, всерьез заинтересован океанологией, любит всяких морских рыб и прочих неаппетитных тварей. Мечтаю познакомить его с нашим выдающимся ученым-океанологом Александром Моисеевичем Городницким. Надеюсь, у них будет, о чем поговорить…

Как вы познакомились с женой? Кем она работает? Назовите ее важные положительные качества…

О, это целый роман… С женой, Ирой Резвовой, мы познакомились в Израиле, в 1991-м, вскоре после моего приезда. А она уже почти год жила в стране, пережила Войну в заливе, была почти «ватичкой». Кажется, после первой встречи я ей не очень-то понравился. Знакомство наше прервалось, едва успев начаться. Но мы жили в Бат-Яме, маленьком городе на берегу моря, и наша очередная встреча была неизбежной. Так и случилось. А потом я уехал в Москву… Мы расстались на несколько лет, но регулярно созванивались по телефону. Когда я немного обустроился, она приехала ко мне. Перед отъездом в Израиль я лишился московской квартиры, мы долгое время снимали жилье…
Правильно ли мы поступили, снова выбрав Россию в качестве постоянного места жительства? Об этом мы сами много думаем, особенно в последнее время.
Ирина из Питера, точнее из Ленинграда, а это не одно и то же. Она на пенсии. Она настоящий помощник, на нее можно положиться. А в нашем писательском деле это очень важно.

Как боретесь с плохим настроением?

Стараюсь не поддаваться ему надолго. А если всерьез, то у меня слишком много дел. Для плохого настроения нужен досуг.

Ваши любимые места в Израиле и Москве.

Думаю, не буду оригинален, если скажу, что в Израиле я очень люблю Иерусалим. В первые месяцы моей жизни в стране тогдашний председатель Федерации союзов писателей Эфраим Баух организовал для русскоязычных литераторов-репатриантов трехдневный семинар в Старом городе. Мы жили в общежитии для солдат; насколько я помню, это помещение принадлежало «Ликуду». Эфраим Баух, замечательный писатель, прекрасный знаток истории, патриот еврейского государства целыми днями рассказывал нам о том месте, где мы находимся, обо всем, что нас окружает. Невозможно было поверить, что еще три тысячи лет назад здесь жили удивительные люди, кипели страсти человеческие. Это было незабываемо! Именно Эфраим и его книги привили мне любовь к Израилю, к его истории и традициям.
А еще я люблю гулять вечером в Яффо… Смотреть, как волшебными гроздьями огней, словно живое существо, в некотором отдалении дышит город Тель-Авив.
Москва — совсем другое дело. Я в ней родился. К сожалению, Москва моего детства не сохранилась. Впрочем, я живу сегодня неподалеку от тех мест, в которых родился и провел детство. Поверьте, в этом есть особый кайф: вдруг на улице, в переулке, во дворе какого-то дома увидеть себя и своих друзей прежними в контексте иного времени, более чем полувековой давности.
Иногда, когда все нынешнее надоедает до тошноты, люблю ходить по местам, где мы слонялись в детстве, заглядывать во дворы, присаживаться на какие-то лавочки и смотреть по сторонам, вспоминая былое…

А в какой стране вы были последний раз? Что больше всего вам понравилось в ней?

За границей бываю не часто. Три года назад мы с женой были в Израиле. Тогда вышла моя книга «Голос Пустыни. Исход из Египта: современный взгляд» (С-Пб., Алетейя, 2014). И, конечно, прежде всего меня интересовали презентации (мне больше нравится стародавнее «встреча с читателями»), куда приходили израильские друзья и коллеги. Мои вечера прошли в Российском культурном центре в Тель-Авиве и в Русской библиотеке Клары Эльберт в Иерусалиме. В них участвовали мой друг, профессор Александр Александрович Крюков, советник посольства России, писатель Эфраим Баух, раввин Михаил Коган, автор и исполнитель песен Наталья Илатовская-Коган, главный редактор «Иерусалимского журнала» поэт Игорь Бяльский, поэтесса Зина Палванова. Кроме того, в компании с израильскими бардами я принял участие в ночной программе Лиоры Ган на радио РЭКА. Все было отлично! Но, конечно, Израиль для меня — не иностранная страна…
Значит, «последней» («крайней», как теперь модно говорить!) была Германия, куда меня не раз приглашал мой друг Михаил Коган, израильтянин, раввин Дюссельдорфа. Там, понятно, опять главным делом были презентации моих книг и лекции по библейской истории. Люблю гулять по городскому парку, где, между прочим, установлена скульптура любимого мной Вадима Сидура «Крик», смотреть на великолепный пруд с водоплавающими птицами буквально в центре города… Вспоминаю прекрасный городской музей, где я вновь открыл для себя живопись Марка Ротко… Впрочем, в той поездке (более трех лет назад) меня буквально потряс Кельнский собор — уникальное сооружение, которое и зданием-то назвать язык не поворачивается.

Ваше любимое кино? Часто ли смотрите фильмы?

Почти каждый вечер я включаю на пару часов телевизор. Никаких новостей и политических ток-шоу я не смотрю. Плохо действует на психику. Смотрю перед сном только глуповатые американские боевики. Меня это расслабляет и успокаивает. Впрочем, иногда, очень редко, попадаются приличные фильмы.
А вообще кино люблю. Мы с женой иногда ходим в кинотеатры и смотрим хорошие картины. Не очень давно мы посмотрели «Трудно быть богом» Алексея Германа-старшего. Редкий случай, когда наши мнения кардинально разошлись: мне очень понравилось, а жена еле досмотрела. Иногда мой друг, он сценарист, член союза кинематографистов, приглашает меня на просмотры в Дом кино на Васильевской. Недавно мы посмотрели новую картину Андрея Кончаловского «Рай» — фильм спорный, но, несомненно, интересный. Из зарубежных режиссеров люблю фильмы Мартина Скорсезе. Практически все его картины вызывают заметный интерес: «Банды Нью-Йорка», «Авиатор», «Отступники», «Остров проклятых», «Волк с Уолл-стрит». А еще Паоло Сорентино…. Сейчас все говорят о его сериале «Молодой папа» с Джудом Лоу. Я посмотрел две серии, и что-то не слишком впечатлился. А вот фильмы «Великая красота» и «Молодость» просто великолепны!

Какие качества для писателя, журналиста вы считаете самыми главными? Человеческие и профессиональные, я имею в виду?

Проблема в том, что писателю, с одной стороны, и журналисту, с другой, должны быть присущи совершенно разные качества — профессиональные точно, боюсь, что и человеческие тоже.
Журналист, прежде всего, должен давать людям информацию, СООТВЕТСТВУЮЩУЮ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ, пусть так, как он это понимает, все равно он должен писать правду, как бы банально это ни звучало. Но дело в том, что правда в жизни и правда в литературе (и в искусстве вообще) — совсем разные вещи. Если в литературном произведении вы станете просто описывать какое-то событие — пришел, сказал, ушел — вряд ли кто-то эту муру станет читать. В литературе нужны яркие характеры, необычные обстоятельства, неожиданные повороты сюжета. Но при этом читатель должен свято вам верить. Иными словами, нужна правда вымысла. Пусть так не было, но так могло быть! Писатель и журналист — это две совершенно разные профессии.

Какую книгу вы сейчас читаете?

Может показаться странным, но я почти никогда не читаю только одну книгу одновременно. Для меня это немыслимая роскошь. Как уже говорил, я должен писать очередную рецензию в «Алеф»: значит, приходится к этому готовиться — сегодня это книга воспоминаний замечательной израильской поэтессы Елены Аксельрод «Двор на Баррикадной». У нее юбилей, и я хочу о ней рассказать читателям. Это раз. Я работаю над очередной темой библейской истории в преддверии следующей книги и читаю работу питерского историка И.Р. Тантлевского «История Израиля и Иудеи до 70г.н.э.». Это два. Выдающийся российский историк, профессор РГГУ Н.И. Басовская, подарила мне свою новую книгу «От царицы Тамары до д’Артаньяна (Путеводитель по мировой истории)», абсолютно популярное издание. У Натальи Ивановны я учусь, как надо работать с материалом: писать коротко, ясно и вместе с тем строго соблюдать научный подход к теме без всякой ложной сенсационности. Это уже три. Все эти книги у меня на рабочем столе. А еще я читаю Танах…

Сколько книг вы выпустили? Их названия? Где можно их почитать?

Я автор более десятка книг. Первая моя книжка вышла 1993 году и называлась «У нас в Израиле веселая мишпуха» — о первых впечатлениях моей израильской жизни, совершенно субъективных; в основном, это все то, что выходило в русскоязычной периодике. Я слепил ее в Москве на скорую руку. Потом, уже в Израиле, вышла книга «В наших краях» (1996) — рассказы и очерки, написанные еще в период перестройки и даже раньше, а также новые небольшие «вещицы», сделанные по свежим впечатлениям. К своей основной теме — библейской истории — я приступил позже, когда работал в МЕГ, где я до поры до времени публиковал отдельные очерки и эссе. Потом, уже работая в «Сохнуте», собрал книгу, которая называется «От Эдена до Вавилона» (2001). Идею ее издания поддержала Дина Рубина и помогла мне осуществить проект. Далее в ростовском издательстве «Феникс» вышли «Дорога на Ханаан» (2005) и «Израиль и Фараон» (2009), вторая — с предисловием известного критика, публициста и телеведущего Льва Александровича Аннинского. К слову, рецензии на них были напечатаны в журнале «Лехаим». После выхода в России книги так называемого историка-минималиста Шломо Занда «Кто и как изобрел еврейский народ» (2010), фактически отрицавшего всю еврейскую историю библейского периода вплоть до Маккавеев, я написал несколько статей, опровергающих выводы этого деятеля, в ряде популярных изданий, в том числе, в журнале «Знание-Сила». Однажды Эфраим Баух прислал мне свою большую работу о Шломо Занде, опубликованную в израильской периодике. Я предложил собрать его и мои материалы в книгу — Баух согласился. Я нашел спонсора, короткое, но очень яркое предисловие к ней написала Дина Рубина. Книга «Апология небытия. Шломо Занд: новый миф о евреях» (2011) вышла в Москве. В Израильском культурном центре прошел круглый стол с участием известных российских историков и писателей, посвященный проблеме искажения истории современными деятелями ультралевого толка.
Недавно у меня вышли еще две книги по библейской истории в питерском издательстве «Алетейя»: «Голос Пустыни. Исход из Египта: современный взгляд» (2014) и «Добрая земля за Иорданом» (2017). Последняя вышла буквально перед Новым годом. Уже прошли три презентации или, точнее, встречи с читателями с участием видных российских науки и культуры А.М. Городницкого, Н.И. Басовской, историка В.Я. Петрухина, политолога М.Ю.Урнова, экономиста А.П. Портанского, религиоведа и публициста Юрия Табака, писателя Елены Черниковой и других замечательных людей. Я благодарю их от всей души. Но особо благодарен моему школьному другу предпринимателю Игорю Иосифовичу Радчику — спонсору многих моих проектов.
Я также принимал участие в некоторых проектах, осуществленных по инициативе и при благословении раввина Синагоги на Большой Бронной Ицхака Когана. В 2011 году вышла в свет автобиографическая книга этого замечательного человека «Горит и не сгорает». При работе над ней я в меру своих скромных сил помогал раву Когану, записывая и редактируя текст. Великолепно иллюстрированный подарочный альбом «Синагога на Большой Бронной. До и после ста двадцати» — один из самых сложных книжных проектов, в которых мне приходилось когда-либо участвовать. Работа над ним шла около трех лет. Моя роль заключалась в работе над текстом. Инициатором издания был замечательный человек Вилен Гдальевич Столовицкий, библиотекарь и руководитель программ общины, один из тех, кто в числе других, будучи уже пожилым человеком, противостоял вооруженному бандиту, ворвавшемуся в синагогу, и был тяжело ранен. Много лет спустя во время работы он заболел и ушел из жизни. Потом заболел и я, мне пришлось перенести тяжелую операцию. Проект был завершен только в 2015 году.
Осенью того же года мне позвонил директор издательства «Феникс» (Ростов-на-Дону) Леонид Ефимович Вальдман и попросил меня стать литературным редактором книги Иосифа Телушкина «Ребе. Жизнь и учение Менахема Мендла Шнеерсона». Это был чрезвычайно объемный текст в переводе с английского языка, который нуждался в серьезной редактуре. Я связался с раввином Ицхаком Коганом. Он дал мне свое благословение и оказал действенную помощь. Книга вышла в 2016 году. Нечего и говорить, что эта работа расширила диапазон моих знаний и помогла мне лучше понять теорию и практику иудаизма.

Отмечаете ли вы что-то из еврейских праздников?

Да, мы с женой отмечаем все еврейские праздники. Каждый шабат мы зажигаем свечи, произносим благословения, устраиваем праздничную трапезу. Днем я учу Тору, читаю Танах, а сейчас вот начал изучать Танию. Обязательно соблюдаю посты.
Каждый раз перед еврейскими праздниками мне звонят из Синагоги на Большой Бронной — перед Рош а-Шана, Ханукой, Пуримом и Пейсахом. Все праздничные вечера ведет раввин Ицхак Коган, замечательный человек, настоящий мудрец. В эти дни в синагоге собирается вся община. Мы с женой считаем себя неотъемлемой ее частью.

Что думаете об израильской политике?

О, это больной вопрос! Прежде, в Израиле, я голосовал на выборах за «Ликуд». В 90-х занимался политикой всерьез. Писал о политике в израильской русскоязычной прессе. Потом публиковал политические статьи на ближневосточную тему в популярном московском еженедельнике «Новое время». Сейчас на это просто нет времени. Конечно, далеко не со всеми тенденциями во внешней и внутренней политике сегодняшнего Израиля я согласен. Иногда просто бесят какие-то вещи! Однако, еще живя в Израиле, дал себе зарок: там, на месте, я могу (и должен) критиковать «местную» политическую элиту, сколько душе угодно, но ничего подобного в российской прессе мне делать не следует. Мало, что ли, у Израиля критиков и без меня?

Есть ли у вас друзья среди известных творческих людей? Как вместе проводите время?

Дело в том, что друзей у меня не так много. Что же касается известных в России людей, как теперь модно говорить, медиа-персон, у нас замечательные деловые и даже товарищеские отношения сотрудничества. Так, с Еленой Антоновной Камбуровой, выдающейся актрисой и замечательным человеком, наши дороги всегда сходятся на памяти о Юрии Левитанском — они были друзьями. Несколько лет назад Елена Антоновна пригласила меня участвовать в программе «Наблюдатель» на канале «Культура». Потом я давал некоторые советы во время подготовки спектакля «Сны поэта Левитанского» в Театре Музыки и Поэзии, который она возглавляет. В этом году я пригласил ее участвовать в вечере памяти Левитанского в ЦДЛ. Вечер должен был проходить в малом зале, недостаточно оснащенном техникой для выступления певицы ее уровня. Она ответила: «Разумеется, я приду, когда речь идет о памяти Юры, я не могу не прийти. Но пока не знаю, как буду выступать». В итоге она великолепно спела под аккомпанемент гитары. Присутствие Камбуровой всегда поднимает уровень программы, какой бы эта программа не была. Иногда Елена Антоновна приглашает нас с женой на спектакли своего театра. Это всегда праздник.
Другой пример. Наш замечательный поэт, выдающийся бард, доктор геолого-минералогических наук, профессор, академик РАЕН Александр Моисеевич Городницкий со вниманием относится к моим занятиям библейской историей. То же можно сказать и о знаменитом критике, публицисте, телеведущем Льве Александровиче Аннинском, о докторе исторических наук профессоре РГГУ Наталье Ивановне Басовской. Все эти замечательные мастера в разное время написали предисловия к моим книгам. Для меня это большая честь, я это безмерно ценю. Лев Александрович даже опубликовал несколько статей о моей скромной работе. А недавно и Наталия Ивановна, я думаю, один из самых известных историков в стране, закончила статью о моей новой книге.
Мой добрый товарищ — конечно, Дина Рубина. Я много лет занимаюсь ее творчеством, написал около десятка статей о ней и ее книгах, в том числе в журналах «Знамя», «Дружба народов», а в последнее время — и в «Алефе». Дина всегда поддерживала меня в моих литературных занятиях. Когда она бывает в Москве, или я в Иерусалиме, обязательно встречаемся, делимся новостями и планами. Ее муж Борис Карафелов — замечательный художник, часто оформляет ее книги. Дина Рубина не только выдающийся писатель, но и крупная личность, твердо отстаивающая свои этические, эстетические и политические позиции.

Ваши творческие планы?

Планов много… Но сколько времени осталось на их осуществление, знает только Господь. Приходится поторапливаться! Следует уже подвести некоторые итоги. В этом смысле книга «Добрая земля за Иорданом» — это итог моих почти двадцатилетних занятий библейской историей. Вот заканчиваю писать книгу… не воспоминаний, а скорее размышлений о писателях, актерах, художниках, русскоязычных и не только, живших и живущих в Израиле в период «между» двумя эпохами (или веками, двумя тысячелетиями истории) с очерками об Игоре Губермане, Дине Рубиной, Шамае Голане, Меире Шалеве, Михаиле Козакове, Валентине Никулине и многих других.
Далее. Конечно, надо все же попробовать издать настоящую биографию Юрия Левитанского. Надо продолжить работу по библейской истории… В общем, скучать некогда.

Ваши мечты?

…И мечтать некогда! К сказанному выше я бы добавил, что еще хотел бы передать хоть частичку знаний и представлений о жизни своему внуку Сереже, которому исполнилось шесть лет. Уже большой парень! Глядишь, скоро начнем работать…

Беседовала Яна Любарская